Людям важно знать: "Зачем ты вообще туда пошел?". Ты променял профессию журналиста, которым как цеху доверяли, пошел в историю, которой не доверяет никто. Я сам депутатов считал пылью и до сих пор считаю, что это маленькие люди.

У меня не было другого выхода. Как бы ни закончились события 14-го года, оставаться в журналистике после расстрелов, продолжать делать вид, что ничего не произошло, было бы сложно.

И второе. Я не буду скрывать, что влияния, которое я оказывал в журналистике, в какой-то момент мне показалось мало. Я хочу влиять больше.

Тут работает логика компьютерной игры. Ты не можешь вдруг стать лидером фракции, премьер-министром, президентом. Ты должен пройти какой-то путь и получить опыт.

Я не вернусь в журналистику, потому что это не честно. Я в принципе не воспринимаю политиков, которые делают вид, что они - журналисты. Или журналисты, которые уже по факту политики, но они занимаются журналистикой.

Я не шел в партию коррупционеров. Более того, я и не член партии. У меня была моя повестка. Многие отговаривали идти - не в эту фракцию, а в принципе. У нас были переговоры с Садовым. Но он просто не отзвонился.

Поэтому мы выбирали возможности, куда пойти. Мы говорили, что хотим влиять на ситуацию, хотим быть депутатами. Это первое. Второе. Посмотрите программу БПП. Она нормальная, я ее соблюдаю в полной мере.

Мы понимали, что нам придется все время находиться в состоянии войны не только с внешним полем, а еще и внутри [фракции]. Это дико некомфортно. Люди, которые нас критикуют, должны понимать, что еще больше нас критикуют внутри. Причем не критикуют, а травят.

И тут всегда встает вопрос: "А что делать с этим? Отступать?". Нас всегда учили: плохо - отступай. Если у вас что-то не получается - бегите с поля боя. Останьтесь хорошими, но не воюйте.

Я не хочу так.

С точки зрения персональной, конечно они выиграли, а с инстуциональной… Они бы нам помогли больше внутри.

Я вспоминаю наш уход с канала TVI в 2013-м году, когда его украли у собственника и передали Арбузову. Мы тогда дико бастовали. И в какой-то момент 30 человек встало и ушло. Все они, кстати, состоялись в жизни. Что случилось после этого?

Нам все хлопали: молодцы, что ушли. Но TVI и дальше имел доступ к аудитории. А мы - не имели.

Я не хочу повторять этот путь. Не хочу отступать.

Я, наверное, скажу о вещах, которые малоизвестны. Горжусь законом о льготах на высшее образование для детей на оккупированной и прифронтовой территории. Он дал возможность почти пяти тысячам детей получить льготное образование на территории Украины. Они не уехали в Россию.

Второе, чем я горжусь: я лично был на собеседованиях у более трех тысяч людей, которые никогда не были связаны с правоохранительными органами. И они теперь работают в патрульной полиции в Закарпатье, Северодонецке, Мариуполе, Краматорске.

Я звал этих людей в патрульную полицию, в которой были ценности. И я до сих пор считаю, что именно патруль - это будущее национальной полиции. Там собираются команды, там взращиваются ценности. Я сам критикую национальную полицию. Но спросите, кто-то хочет вернуть ГАИ?

Я не доволен криминальным блоком национальной полиции. У меня есть вопросы к кадровой подготовке, к социальному обеспечению полицейских… Но я помню, как сидел на собеседованиях в Мариуполе, приходили ребята, и мы спрашивали: "Почему вы пришли?". И, когда тебе не один раз, а 10, 30, 100 раз, отвечают: "Я хочу поменять что-то"… Эти люди собрались в некое братство. Патрульная полиция - это реальное братство.

Долгое время это была абсолютно закрытая структура. Нам удалось раскрыть систему в части патрульной полиции и блока общественной безопасности. Общественность до сих пор участвует в полицейских комиссиях. Это большой рычаг влияния. К сожалению, им мало пользуются.

В чем сохранилась ментократия? Руководители национальной полиции в регионах до сих пор назначаются по политическим мотивам и политической целесообразности. До сих пор есть огромное влияние министра на национальную полицию - вплоть до назначения глав департаментов, глав областей. И второе - это низкое материальное обеспечение полицейских.

Главная причина коррупции - даже не низкая зарплата. Дайте полицейскому квартиру, дайте соцстрахование и тогда спрашивайте с него по полной программе. Он будет понимать, что из-за $500 или $100 взятки, он может потерять кредит на квартиру, медицинскую страховку. Этого не дают. Потому что нужен управляемый чиновник, управляемый полицейский, прокурор, следователь. И вся государственная машина так построена.

Конечно.

По идее, вертикаль возглавляет министр, конечно.

Коррумпированная вертикаль на верху министерства или любого другого органа не означает, что вся система неправильная.

Министерство экономики у нас коррумпировано? Наверно. Правительство коррумпировано? Наверно. Но есть же система ProZorro, которая работает - частично, где-то. Есть "Нафтогаз", который работает. Поэтому нельзя говорить, что из-за того, что наверху что-то не так, внизу тоже все коррумпировано.

Это работает так. Сидит рядовой полицейский или рядовой сотрудник любого министерства, который, например, делает правильную работу…

Даже не в этом вопрос. В тот момент, когда мы ставим крест на всем ведомстве, начальник, который над ним, говорит: "Парень, смотри, мы все уже плохие. Так чего ты суетишься?". И своим отношением к системе мы подыгрываем как раз ее коррумпированной части.

Мы побеждаем тогда, когда находим в системе правильных людей и поддерживаем их.

После 14-го года активистов и людей, которые занимают открытую гражданскую позицию, стало намного больше. А система осталась прежней. И то, что происходит с гражданским обществе на местах, - это война, в которой задействованы и Служба безопасности, и Министерство внутренних дел, и местные власти, которые борются за природные ресурсы, за схемы, за контроль над потоками. Воюя против схем, активисты сталкиваются либо со Службой безопасности, либо с МВД.

Херсон. Очевидно всем, что губернатор, который представляет БПП, и глава облсовета, который представляет Батькивщину, по факту не являются противоборствующими сторонами. Они вместе. 600 уголовных дел по вырубке леса в течение года. Все всё знали. Просто всем было выгодно друг друга прикрывать. И даже теперь, в период политического противостояния Порошенко и Тимошенко, Мангер на суде не может произнести фамилию губернатора.

Местные кланы распределили между собой все незаконные схемы добычи: песка, угля, леса и контрабанды. А полиция и Служба безопасности это все прикрывают. Вот это мой главный инсайд.

Сейчас для того, чтобы провести экспертизу по убийству и изнасилованию, нужно ждать недели. Поправка нашего коллеги Лозового из Радикальной партии привела к тому, что нужно каждый раз бегать в суд. Это необходимо поменять.

Нужно защитить гражданское общество. Активисты и журналисты по определению находятся в конфликте с местной властью, местной прокуратурой, полицией и службой безопасности.

Почему же, когда происходит убийство или нападение на активиста или журналиста, вы даете этим же людям это расследовать!? Эти дела должна сразу забирать себе генеральная прокуратура, потому что активисты и журналисты отстаивают интересы общества. Расследовать это в Киеве и показывать, кто на местном уровне - в службе безопасности, национальной полиции или прокуратуре - замешан в схемах.

Я рад, что генеральный прокурор через полгода после нападения на Гандзюк сообщил, что местная власть завязана на схемах по вырубке леса. Только простите, Юрий Витальевич, мы это заявляли полгода назад. А вы говорили, что мы политизируем дело.

35 000 [гривен в месяц].

Есть. В Киевской школе экономики.

Я хотел бы стать ледоколом для большой команды новых людей. Не обязательно молодых. Людей не из системы, которые смогут построить что-то конкретное, а не просто говорить.

Думаю, что я продержался бы не больше года - полутора. За это время нужно максимально разрушить внутренние взаимосвязи. И построить систему, которая позволяла бы любому руководителю на любом уровне оставаться независимым от мнения начальника, будучи подотчетным обществу. Это главное.

Второе - система кадровой подготовки. Я уважаю очень многих людей в Академии внутренних дел, но я бы, конечно, эту структуру расформировал. Нужно максимально уменьшить количество специальностей, которые готовит Академия внутренних дел, и отдать их подготовку в Академию патрульной полиции, которую я считаю одной из жемчужин национальной полиции.

И третье - это материально-техническое обеспечение. В системе работает 140 000 человек. Любая страховая компания мечтает о такой аудитории: люди, которые никуда не сбегут и которые будут платить. Если внедрить туда бизнес-модели, мы через три-пять лет получим систему, при которой полицейский получает длинный кредит, медицинское страхование и зависит уже не от начальника, а от показателей своей работы.

В неопытности. Элементарно сложно организовать процесс, который ты никогда до этого не организовывал. Кто из тех, кто нас критикует, готов стать руководителем нашего штаба? Таких людей у нас нет. Брать людей с опытом, из прошлого? И с чем мы окажемся? Приходится делать самим.

Второй момент. Фандрайзинг. Самая большая иллюзия - надеяться на то, что собирая по 100-200 гривен у бедных людей, мы сможем победить тех, у кого есть миллиард.

Кто реально может финансировать нашу деятельность? Ответ очень простой. Средний и малый бизнес. И это аудитория, у которой сложнее всего добиться доверия. Человеку, который, как муравей, каждый день зарабатывает свои деньги потом и кровью, сложно кому-то, тем более политику отдать какие-то деньги. Мы должны всеми своими действиями доказать, что мы можем - и что нам можно доверять.

Наверно, политику это неправильно говорить, но я думаю, что мы друг от друга никуда не денемся. Каждый пытается сделать свою историю, мобилизовать свою аудиторию. Но чтобы подать друг другу руку и идти вперед вместе, каждый должен стать достаточно сильным. Объединение - это для сильных.

Я в сентябре общался и с Гриценко, и с Садовым, и не только с ними. Я был готов идти в штаб единого кандидата кем угодно работать.

Поддерживать кого-то одного - это еще больше разрывать это поле. Посмотрите на опыт "Демальянса" и Садового. Это привело к объединению? Пока нет. И я не знаю, к чему это приведет.

Я с большим уважением отношусь к этим людям. Вопреки всему. Но я понимаю, что это сейчас больше вера в чудо.

Я точно не сливаю.

Если в тройке лидеров остаются те же кандидаты, что и сейчас [Петр Порошенко, Юлия Тимошенко, Владимир Зеленский - Ред.], никого. Это моя человеческая, гражданская позиция. Если будет единый [демократический] кандидат, мы, конечно, будем его поддерживать. Нет - значит нет.

Наша ближайшая битва - парламентские выборы. И для этого я должен сделать все, чтобы мобилизовать людей, которые не нашли своего кандидата в бюллетене.

Давай возьмем любую область - госзакупки, министерство здравоохранения, патрульная полиция…. Там появились люди, которых не было в системе. Что с ними сейчас? Их выжимают или доказывают, что они не состоятельные. Логика власти и старой когорты политиков по отношению к нам, новым политикам, точно такая же, как у Российской Федерации по отношению к Украине. "Они ничего не могут. У них ничего не получится. Эти люди не достойны в принципе быть в политике…".

Противостоять этому можно только одним - быть сильнее. Нас 30 человек в парламенте, а должно быть 100. Главная наша цель - максимальное число людей не из системы, которые готовы взять на себя ответственность на уровне парламента, местной власти и исполнительной власти.

Я знаю, как людям дать возможность строить команды на местах. Расследовать, что происходит на местах, эти расследования доводить до ума. Как мобилизовать людей и приходить к власти.

Это цель гражданского общества и все это делают. Мы хотим, чтобы люди преодолели страх и неверие в свои силы, и были готовы не просто разоблачать воров, а приходить на их место - чтобы не воровать, а строить.

Давайте поверим, что мы можем быть властью. Когда мы говорим: "дій з нами", мы имеем виду: "Мы были внутри. Там не боги, там обычные люди. Вы тоже можете прийти на место мэра, депутата, главы департамента".

Построй свою команду, иди и возьми эту власть. Со мной - ок. Не со мной, делай сам. Но это все равно "дій з нами".

Любой чиновник, который заставляет людей унижаться, чувствовать несправедливость и смириться.

В данном случае - да. Потому что, договариваясь с теми олигархами, которые финансировали Виктора Януковича, заставляет людей смириться с тем, что это справедливо. А это не так.

Да.

Нет. Репутация - это все, что у меня есть. Люди, которые пошли на компромисс не ради дела, а ради себя, мне не партнеры. Для нас же очевидно, что и Петр Порошенко и Арсений Яценюк пошли на компромисс. Они должны уйти.

Нет.

Для меня - нет.

Это их право. Но это тогда уже не команда, а разрозненные личности…

Команда - это, когда есть общие красные линии. Для меня красная линия - это сотрудничество с Коломойским, Ахметовым…

Что касается Зеленского, очень симпатизирую его избирателям. Эти люди хотят, того же, что и большинство - перемен, новых лиц. Но у меня память чуть-чуть дольше и опыта чуть-чуть больше в политике, чтобы воспринимать Зеленского как абсолютно независимый проект. Посмотрите, что происходит с рекламой. Его рекламная кампания не меньше, чем у Порошенко.

Я считаю, что БПП и Народный фронт исчезнут как бренды. Владимир Гройсман попытается забрать себе большой кусок БПП и Народного фронта, максимально избавившись от токсичных элементов. Ему это не удастся.

Что будет с Батькивщиной, большой секрет. Она наберет либо много голосов, либо очень мало. Если Тимошенко станет президентом, она попытается применить те же схемы, что и Порошенко.

Та ниша, которую занимает сейчас частично "Самопоміч", частично мы, частично - внефракционные депутаты, останется. Я думаю, будет попытка объединить Вакарчука, Садового и, возможно, часть группы Андрия Парубия.

Что я думаю про нас? Я точно знаю, что не хочу быть одиночкой в парламенте. Я хочу быть с большой командой. Пускай это будут люди, которые сейчас не находятся рядом, но мы их найдем, мы будем вместе, поймем общую угрозу.

Стать частью правящей коалиции и взять на себя конкретный кусок работы. Например, в исполнительной власти. И довести свою работу до конца в течение 5-ти лет.