Новые 1920-е, "кернессанс" и "Прочь от Москвы!": как живет Харьков в 30 км от России

Харьков — это плиты OSB на сотнях тысяч окон, запах дыма сигарет с ментолом в барах, куда ходит богема, модный кофе и скрембл с утра после ночи громких взрывов. Это Госпром, скамейки, мусорки, "кернессанс" и мем "Миша, у тебя скучное лицо, тебя никто денег не даст!". Это военные, волонтеры, студенты, художники и ученые, Дом "Слово" и тот же призыв "Прочь от Москвы!", провозглашенный 90 лет назад, что обрел новую жизнь в ежедневном сопротивлении миллиона его жителей. Мы побывали в Харькове и общались с писателями, поэтами, архитекторами и волонтерами, чтобы узнать, чем он сейчас живет.

Стена. Зритель. Литература. В каждом слове – Харьков.

Первое свидание они устроили возле Дома "Слово". Вино, дождь, атмосфера литературной богемы — именно здесь жили, писали (а иногда и гибли, как Николай Хвылевой) те самые известные поэты и прозаики эпохи "Расстрелянного возрождения" 100 лет назад.

Это пятиэтажное здание с пятью подъездами и 66 квартирами построено в 1920-х для украинских писателей. Дом в форме буквы "С" стал местом их преследования и гибели во время сталинских репрессий.

"Мы взяли бутылку вина, встретились. Планировали просто посидеть. Но шел дождь", — вспоминает молодая улыбающаяся девушка по имени Татьяна, пока дым от ее сигареты поднимается в атмосфере сада Шевченко в Харькове.

"Ну как "бутылку", я взял три. А то выдумают – одну. Дождь же шел!" – смеется Артем, который тоже докуривает и ежится от прохладного ветра.

Отключить рекламу

Артем Эльф, поэт, писатель и куратор харьковского литературного слема LitSlam.ua. Они с Татьяной, работающей на харьковском "Радіо Накипіло" познакомились именно из-за любви к литературе. А еще бары, которые любит посещать местная богема.

"Представь, прямо там, по тем улочкам, ходили те же поэты. И это было именно в этом городе", — говорят влюбленные мне сейчас. "В Харькове, я считаю, сейчас новые 1920-е", – добавляет Татьяна Хоронжук.

Мы встретились с ней и ее парнем возле Госпрома — это один из самых известных архитектурных объектов Харькова и известный в Украине и мире символ конструктивизма, построенный в 1920-х годах. Когда-то он был центром управления промышленностью Украинской Социалистической Советской Республики и стал одним из первых в мире высоток, построенных из железобетона. Именно от этого произошло известное с начала полномасштабного российского вторжения: "Харьков — железобетон".

"В Харькове есть эта среда — свободная и живая, украинская. Только здесь в Украине и мог зародиться литературный слем. Это как стендап, только вместо шуток — стихи", — говорит Артем.

Татьяна Хоронжук переехала в Харьков из Львова во время полномасштабного вторжения в 2023 году. Говорит: с каждым визитом влюблялась в город и поняла, что хочет остаться, несмотря на очень остро ощутимую в этом городе российскую агрессию. Харьков находится в 30 километрах от РФ, и с 24 февраля 2022 года здесь редко бывают спокойные тихие дни, когда "соседи" не присылают КАБы или "шахеды".

"Я 10 лет жила во Львове, — говорит Татьяна. — И искала там вот такую литературную тусовку — не нашла. Впервые я приехала в Харьков после начала полномасштабки, он меня просто поразил. Здесь есть культура барная, поэтическая, театральная. Здесь каждый третий — либо поэт, либо друг поэта, либо писателя, либо художника".

Мы прогуливаемся втроем от Госпрома по центральным улочкам Харькова; погода стоит солнечная, но ветреная; в мае город изобилует зеленью. Первое, что бросается в глаза, – будто под линеечку побелены деревья, множество окон, закрытых плитами OSB (последствия российских обстрелов), и кое-где разбросаны противотанковые ежи.

"А на месте этого парка было кладбище, — говорит Артем. Он сам родом из Горловки, что в Донецкой области, но переехал в Харьков много лет назад. — Раньше на месте этой церкви (бывшего Московского патриархата) была одна из первых в городе, которую снес "совет". А потом Кернес построил новую. Шутили, что его там и отпели. Хотя, по-моему, так и было".

К слову, о бывшем мэре Харькова Геннадии Кернесе здесь упоминают довольно часто. О нем слагают городские легенды: якобы у исторического музея в центре было его любимое заведение, и когда Кернес обедал, туда больше никого не пускали. С Артемом и Татьяной мы проходили тот любимый ресторан, недалеко от которого стоит закрытый мешками памятник греческой богини победы Ники.

"Кернес хоть и имел немного странные пристрастия и политические взгляды, но, получается, был одним из первых декоммунизаторов Харькова, — говорит Артем. — Потому что на этом месте раньше был памятник с народным названием "Четверо Несут Холодильник" — монумент в честь провозглашения Советской власти в Украине. При Кернесе его снесли еще в 2012-м и поставили Нику. Там на ней сзади написано, что это "при содействии Кернеса, Добкина (экс-мэр Харькова. — LIGA.net.)". Вспомнив о двух бывших харьковчанах, Татьяна подтверждает, что мем "Миша, у тебя скучное лицо" живет и процветает среди горожан до сих пор.

Литературная группировка LitSlam.ua, в которой принимают участие и Артем, и Татьяна, проводит слемы в Харькове с 2019-го (Мультфильм Гагарин основал его в 2008). Все начиналось с камерных квартирников. Теперь это большое художественное движение. Сценами в основном выступают бары, альтернативные театры и кофейни.

"К нам на слемы приезжают люди со всей страны. Буквально – чтобы почитать свои тексты и побыть среди своих", – добавляет Артем.

После 24 февраля 2022 года слем на полгода умолк. Сообщество разъехалось — кто в Киев, кто в Европу, кто пошел воевать. Но вскоре стали появляться новые лица.

"Приходят юные люди. Им по 18, 19 лет. Еще год назад — дети. А теперь они говорят: "Я поэт", "Я фотограф", "Я режиссер". Это что-то невероятное. В воздухе такая энергия, которой в Харькове давно не было", — говорит Артем Эльф.

Новое поколение сформировало "Творче Нежить" — андеграундную художественную группу с собственной галереей. Богемная жизнь начала расти не вокруг старой поэтической тусовки, а от художников и тех, кто объединяет слово и изображение.

Я прошу их сказать что-то по-харьковски, Артем и Татьяна начинают сыпать словами наперебой: тремпель – вешалка, Барабан – рынок Барабашова, Стекляшка – выход из метро "Университет", квадратная пицца из "Буфета" – существовала, "еще когда у Артема были волосы", легендарный клуб "Живот" и "Кефир-паб", а еще "Кулиничи" – местные киоски с выпечкой, и суржик. Говорить на суржике здесь понемногу перестали стесняться после роста популярности группы "Курган и агрегат", тоже родом из Харькова.

"Харьков жив. Просто посмотрите повнимательнее"

Мы гуляем с харьковчанкой Мерьям Йол по "тихому центру" Харькова. Сумская – главная улица, а мы идем по параллельной. "Сейчас справа начнется улица Свободы, она выведет на Майдан Свободы", – говорит Мерьям. Берем кофе в маленьком заведении – его открыла ее одноклассница. Она только что вернулась жить обратно на Салтовку — район, который, пожалуй, больше всего пострадал от обстрелов.

"Я помню, как в первый месяц полномасштабного в городе не было хлеба", – вспоминает Мерьям.

На следующий день, гуляя по Харькову, я увидела на OSB-плите арт с хлебом. Это было очень символично. Сто дней часть команды "Волонтерской" жила в подвале пекарни: печь, мука – все, что было. "Печь умел один, но быстро научились все".

Мерьям 31, всю жизнь она живет в Харькове.

"Мне здесь комфортно, прекрасно. А потом Россия нарисовалась", – пожимает плечами.

До полномасштабной войны была продюсером.

Сейчас Мерьям – операционный директор в благотворительном фонде "Волонтерська". Это маленькая команда харьковчан, которые более трех лет назад решили: остаются в городе. "Раньше искала сложные костюмы на съемку. Теперь – дрон для военных", – говорит Мерьям. Сначала "Волонтерська" помогала гражданским в Харькове, а потом начала искать генераторы для сел после деоккупации, электроплиты в Волчанск, где не было газа. С 2023-го фонд занимается восстановлением: вокруг Изюма отремонтировали крыши и окна в 175 домах. Еще – обустраивали укрытия.

"В Харькове не было бомбоубежищ как таковых, – говорит Мерьям. – Подвалы были забиты хламом. Мы перестроили 165 хранилищ, делали все своими руками".

А еще они ездили в села: узнавать, что нужно местным. Самое острое — работа. Большинство людей работали в агросекторе. А поля — заминированы. Тогда "Волонтерська" стала покупать теплицы, инвентарь, помогала с логистикой. В селе Демьяновка, которое, по словам местных, переходило из рук в руки 18 раз, не осталось ни одного уцелевшего здания.

В Демьяновке волонтеры познакомились с Людмилой. Тогда стояло жаркое лето, а у нее на огороде росла кукуруза. Некоторые початки перезрели и просто падали от горячей температуры. Женщина разминировала поле сама, вручную. "Угостила нас кукурузой. Мы ее попробовали – это было вау. Выкупили урожай, начали продавать в харьковские заведения", – говорит Мерьям. Так появился проект "Магазин деоккупации" (волонтерский проект в Харькове, который помогает фермерам с деоккупированных территорий продавать продукцию и восстанавливать хозяйства. – Ред.).

Мы с Мерьям проходим вечерний сад Шевченко. Памятник Кобзарю — обернутый мешками. В городе произошло несколько волн переименований. "Есть новые улицы в честь погибших военных. Но в целом – очень мало в честь женщин. Медиа "Люк" даже исследования делали".

Харьков, по ее мнению, всегда был городом культуры и театров – с наибольшим количеством независимых сцен в Украине. Сейчас они выживают: зарплаты урезаны, сцены закрыты – военная администрация запрещает играть. Но культура не исчезает. "Есть Some People (харьковская культурная формация, которая создает пространства для искусства, музыки и образования, в частности, Центр новой культуры. – Ред.) – они привозят диджеев из Европы, играют сеты во время войны. Сейчас строят пространство на 1600 квадратных метров для спектаклей и концертов".

"Когда харьковчанам что-то не нравится – мы об этом говорим", – говорит Мерьям. Массовые акции запрещены, но это их не останавливает. Вместо них проводят "пикники".

"Еще есть здание "Гигант" – архитектурный памятник. Его хотят перестроить под кафе. И снова активисты – под дверью". Возле фонтана, который Мерьям называет "наш знаменитый фонтан с обезьянами", скульптур уже нет. Только вода. "Есть у нас такой термин – "кернессанс". Если что-то большое, неэкологичное, странное, слепленное из всего и за кучу денег – это оно".

Мы прощаемся с Мерьям около девяти возле Some people. Все заведения закрываются рано. "Если кому-то кажется, что Харьков мертв – не думайте так, – говорит Мерьям, – Приезжайте. Свет есть. Люди есть. Кофе есть. Дети рождаются. Мы всеми силами делаем город живым. И хотим, чтобы нас видели – живыми".

"Мы не согласны с тем, что из-за России должны все бросить"

На воротах харьковского альтернативного театра "Нафта" нарисован динозавр. Меня, выходя из такси и улыбаясь, встречает директор театра Татьяна Голубова. Мы поднимаемся в кабинет, стены оклеены афишами.

В конце XIX века в помещении был монастырь. Потом – завод елочных украшений и гигантских буратин, а в 90-х – швейный цех. Сегодня это независимый театр "Нафта" – один из около 15 театров из 50, которые "выжили" и вернулись в Харьков из Львова во время войны. Этот театр во время войны стал феноменально популярным – их "Оргию киборгов" уже видели во Львове, Киеве, Днепре и даже за рубежом. Дверь кабинета открывается, и туда заходит молодая темноволосая женщина с короткой стрижкой.

– Ну как там дома, нормально? – спрашивает ее Татьяна.

"Дверь заклинило, но папа уже починил, – отвечает Елена Баженова, она – актриса "Нафти". – Правда, все в пыли, с окна попадали эти ролеты. Но окна целы. Нам повезло".

Вчера недалеко от дома, где актриса живет со своим отцом, прилетел российский "шахед". Муж Елены, тоже актер, сейчас на войне, а она боится жить в квартире сама.

"Что меня не перестает удивлять, – продолжает Елена. – Прилет был ночью, где-то в 23, а в 6 утра повсюду, где выбило, уже OSB стояли. Вроде бы ничего и не было".

Летом 2023 года "Нафта" перезапустилась. Сейчас у них нет ни одного спектакля из довоенного репертуара, все начали с нуля. Обновили также и команду, поскольку часть уехала, часть – ушла служить. У актрисы театра Елены три работы: в "Нафте", в детском кружке при дворце культуры и в подростковом хабе "Уява". Это типичная история для многих людей, работающих в культурной сфере, поскольку в некоторых государственных театрах, например, сейчас платят по 3000-4000 грн зарплаты. И люди все равно ходят на работу.

"До войны в театре было около 60 человек. Сейчас – 22. Кто-то уехал, кто-то пошел воевать, кто-то остался. Мы волонтерили: здесь был штаб "Культурный шок". А теперь снова театр", – рассказывает директор.

"Мы не соглашаемся с тем, что из-за военной агрессии России мы почему-то должны уехать из своего дома, почему-то должны бросить то, что мы здесь много лет нарабатывали, – говорит директор театра Татьяна Голубова. – Мне кажется, мы стали собой во время полномасштабной войны. Когда-то в этом помещении был швейный цех. Теперь тут сцена на 50 зрителей. Раньше здесь играли камерные представления. Теперь, из-за опасности, мы выступаем в пространстве Some People на Клочковской".

Безопасных площадок для спектаклей в городе мало. Выступать актерам почти негде. "Большая аренда, маленькие зарплаты, маленький репертуар. За каждого зрителя нужно бороться. Это другая логика, чем, например, в Киеве. В "Нафту" ходят в основном молодые люди – представители креативных профессий", – рассказывает Татьяна.

Любимые харьковские места женщин, работающих в "Нафте" – Стрелка, Конторская, набережная, где река Лопань встречается с рекой Харьковом. Госпром тоже место силы. "Мне кажется, что я его фотографирую каждый раз. В телефоне уже, пожалуй, целый календарь: минимум одно фото в месяц. Это как напоминание, что мы здесь, и город тоже здесь", — говорит Татьяна.

"Когда меня спрашивают, остался ли в Харькове вообще кто-то – говорю: так мы еще и спектакли играем, – говорит Татьяна. – Потому что Харьков – живой. Просто не такой, как был. Здесь – кафе третьей волны с матчой, рядом – дом, забитый OSB. Айтишники сидят на звонках с американскими заказчиками. И вдруг – прилет. И если он не очень близко, все продолжают дальше работать. Это и есть наша жизнь. Эта ненормальная нормальность"

"Думаю, мы все немного сошли с ума"

В кафе-пекарне Pakufuda недалеко от Госпрома и зоопарка творческие люди находят все, что им нужно. Прежде всего, других творческих людей. "Я с кем только не общалась – все советовали идти к вам", – говорю Лилии Мунтян, соучредительнице заведения. Сегодня здесь подают свежую выпечку из крафтовой пекарни и предлагают поиграть в настольки – их более 300.

"Просто как-то так случилось, что сюда потянулось околокультурное сообщество, – говорит Лилия. – Если нужно кого-то встретить, решить какой-то вопрос, – все приходят сюда. И как-то он все же складывается. Здесь работали журналисты "Люка", проводили совещания, встречи. До того, как у них появилось собственное пространство".

Второго января 2024 года рядом с кафе был прилет, выбило окна и пострадал зал. После удара кафе закрыли на десять дней, чтобы восстановиться. Pakufuda – это одно из любимых мест харьковского журналиста Дмитрия Кузубова. Он любил приходить сюда, выбирал столик на втором этаже, откуда хорошо видны закаты, и работал. Сейчас Дмитрий служит в Нацгвардии.

"Я родился и вырос в Харькове. Это мой родной и любимый город. 10 лет работал журналистом, до 2023 года три года возглавлял редакцию "Люка", – рассказывает Дима. Впервые Харьков он оставил надолго 3 марта 2022 года — через два дня после авиаудара по зданию облгосадминистрации.

"Я выехал с семьей на два месяца, когда невозможно уже было выдержать звуки взрывов от баллистики— в одиннадцать ночи, как по часам, — рассказывает Дмитрий. — Потом вернулся. Так, как дома, мне нигде хорошо не спится, хотя взрывов не стало меньше".

В 2022 году Харьков для Димы был сплошным сюрреализмом: центр, где всегда был шум и безумный трафик, толпы людей, студентов, теперь был пустым. Было ощущение, что в городе остались только волонтеры, военные и иностранные журналисты. На одной из центральных улиц можно было простоять пару минут прямо на проезжей части, и не было ни одной машины. Все дальние знакомые стали друзьями и обнимали друг друга при встрече. Весной 2023 года люди стали возвращаться.

"Кофейни – это главные свидетели харьковской несокрушимости. Когда за окружной дорогой еще стояли россияне, в кафе в центре города можно было выпить латте или альтернативу, какие-то там модные кофейные напитки. Ночью город атакует баллистика или КАБы, а утром все просто пьют кофе, будто ничего не произошло, и обсуждают новости. За три года такой жизни, думаю, мы все немного сошли с ума".

Дима считает: когда ты понимаешь, что с утра уже можешь не проснуться, это очень странно с точки зрения психологии оставаться в этом городе. Но, наверное, что-то в нем есть, — недаром прямо сейчас здесь остается миллион человек.

"Мы здесь живем рандомной жизнью. Или рандомной смертью"

Окна дома харьковчанки Анны Гин выходят на границу с Российской Федерацией, она живет на Салтовке. 24 февраля она помнит поминутно. За время полномасштабного вторжения она похоронила обоих родителей и рассталась с дочерью, уехавшей за границу.

Всю жизнь женщина работает со словом: была журналисткой, пиарщицей, копирайтером. С начала полномасштабки ведет дневник жизни в Харькове и публикует на странице Facebook. Два года назад этот дневник был опубликован как книга. Мы встретились недалеко от въезда на Салтовку и поехали вместе с ее доберманом Гектором в харьковский Гидропарк.

"Позавчера попали с Гектором в *****рез с шахедами, — рассказывает она за рулем. — Гектор испугался и убежал, я бегаю его ищу, вокруг меня что-то взрывается. Страха вообще нет, у меня собака пропала! Я сорвала голос, но, слава Богу, нашла".

Прилеты в Харькове довольно часто, однако ничего, кроме стресса и ненависти, это больше не вызывает, говорит Анна. Это становится привычкой, когда ты уже не можешь горевать. Сейчас писательница нашла, чем занять руки в таких случаях, она делает украшения из эпоксидной смолы, продает и тратит эти деньги на волонтерку. А первое время успокаивалась 50 граммами коньяка или виски.

"В какой-то момент я поняла, что это происходит слишком часто, и я так сопьюсь к чертовой матери, – говорит Анна. – Отказалась от алкоголя вообще. Мы здесь живем рандомной жизнью. Или рандомной смертью".

С начала полномасштабной войны Анна занялась волонтерством. "Приходит фура с лекарствами на фронт, я их сортировала и подписывала ребятам – "от срачки", "от температуры", и развозила, куда надо", – рассказывает Анна. Как-то ей написали подписчики из Харькова, переехавшие в Италию, которые собрали 350 евро и хотят помочь госпиталю, чтобы Анна сконтактировала.

"В госпитале развели руками: за 350 евро раненым особо ничем не поможешь, но мне сказали: "Слушайте, купите нам телек в холл. Скоро футбол, пацанам будет, где посмотреть", — рассказывает Анна Гин. – Я так обрадовалась! А девушки те съехали, это для них показалось чем-то несерьезным. А я понимала, что сама не потяну купить этот телек, и написала пост. Так и собрала деньги, чтобы купить телевизор". Закрутилось все так, что подписчики помогли Анне собрать деньги на 80 телевизоров. И теперь они в каждой палате харьковского госпиталя. 

Мы прогуливаемся по гидропарку, на город понемногу спускаются сумерки. Этой ночью здесь снова будет громко, но мы пока не знаем об этом.

Анна родилась в этом городе, вышла замуж, родила и вырастила ребенка, развелась и все же не смогла жить не здесь, хотя выезжала ненадолго в Днепр. В 2022 году в Харькове были пустые магазины, почти не работали салоны красоты, банки, крафтовые лавочки. Не было детей.

"Ты понимаешь, дети – они же такие яркие со своими бантиками и самокатами. Когда никто не хохочет там на качелях или в песочнице, город как будто не живет".

В 2023-м стали возвращаться семьи с детьми, и город начал оживать.

"Я не хочу казаться героиней, — говорит Анна Гин. — Да, я волонтерю и каждый день общаюсь с нашими и иностранными журналистами. Смотри, я уже не молодая мама, у меня взрослый ребенок, но я еще и не старая. Так что могу быть полезной и помогать. Мне, бывает, дочка часто пишет: "Мама, что там, что там?" Она смотрит ленту новостей, где взрывы и прилеты, а мы сидим с Гектором, иногда и не слышим ничего, чай пьем, понимаешь?".

Харьков изменился за последние три года, считает Анна Гин.

"У меня есть сосед, мы с ним общаемся устно по-русски — мы же харьковчане, ну извините, — говорит Анна. — Но недавно он написал мне в Telegram: "Вікно забула зачинити в машині". Это же интересно, правда? Говорим еще по-русски, а пишем по-украински".

"Больше не будет крупных заводов". Каким будет будущее Харькова?

В выходной в харьковском саду Шевченко чрезвычайно много народу. Если в Саржином Яру ловят рыбу и слушают пение птиц, здесь стоят в очередях за капуоранжами и кормят детей мороженым. С архитектором и главой общественной организации "Платформа урбанистического развития" Виктором Дворниковым мы встретились неподалеку, на площади Свободы.

"Площадь свободы – фактически точка перезапуска Харькова в советское время, – говорит архитектор. – Здесь появился Госпром. Вся структура города тогда была перестроена вокруг этой площади. Отсюда лучами расходятся главные улицы – Сумская, проспект Героев Харькова (бывший Московский), Полтавский путь".

В Харьковском национальном университете имени Василия Каразина, например, сейчас учится 14,5 тыс. студентов. Об этом говорит Анатолий Бабичев, проректор по научно-педагогической работе. Среди них небольшая часть иностранцев. Еще в 2021-м, например, здесь училось 23 000 студентов, четыре из них были иностранцы. "Больше всего желающих сейчас учиться на психологию – триста кандидатур на одно место, – говорит Анатолий, – Далее по популярности – факультет иностранных языков и международные отношения".

Хоть университет работает онлайн, здесь все равно появляется что-то новое — например, один из первых в Украине центров ветеранского развития. Это краткосрочные программы, когда в университет обращаются военные подразделения, чтобы получить какие-то компетенции: например, по медпомощи или изучить особенности работы РЭБа.

"Еще несколько лет назад Майдан Свободы был, без преувеличения, главной городской площадью. Мы бы с вами просто так не сели бы на скамейку еще пять лет назад, здесь всегда было полно студентов. Сейчас университет офлайн не работает, поэтому все иначе".

Харьков, говорит архитектор Виктор Дворников, всегда держался на трех опорах: студенты, промышленность и логистика.

"Ежегодно до полномасштабной войны здесь было более 300 000 студентов. Промышленность — это отдельная тема, большинство крупных заводов уже были неконкурентноспособны из-за устаревшей технологии. А логистика – Харьков всегда развивался именно благодаря удачному логистическому расположению на пересечении путей из Киева на Донбасс и из Москвы на Крым. Этого также больше не будет, потому что мы сейчас в логистическом тупике", – говорит Виктор.

Поэтому Харькову, считает архитектор, нужно менять фокус.

"Больше не будет крупных заводов. А вот культура, наука, креатив – это то, что может работать здесь и сейчас", – говорит Виктор.

Он рассказывает о неочевидных харьковских местах: Захарковская слобода неподалеку от центра — почти заповедник XIX века. Дома, этажность, геометрия – сохранены. Тогда люди селились в слободах, потому что здесь не было налогов и крепостного права. А еще можно было заниматься винокурением и продавать алкоголь без пошлины. Это привлекало людей, привыкших жить свободно: казаков и других авантюристов. Есть еще Москалевка ближе к Южному вокзалу, где так же много старинных объектов XIX века.

Еще один образец интересной архитектуры – район ХТЗ (о котором в песне "Мальви" пели "Жадан і собаки"). С одной стороны – заводы, дальше зеленая зона, потом дома. И между этим — узкая полоса транспорта. В домах удобства – общие, не было даже кухонь. Столовая, сад, школа — все под одной крышей. Человек жил в системе. Как маленький винтик советской системы. О современной застройке Дворников отзывается кратко: "Кернессанс".

"Еще я считаю, что о месседже, который звучит на всю Украину, о "Фортеці-Харків", как у нас любят говорить местные власти, это больше пиар, — говорит Дворников. — Харьков крепостью никогда не был. На самом деле город работает как сеть — много горизонтальных связей. И в этом его сила".

***

"Вас приветствует город-герой Харьков", – надпись на табло на въезде в город. На билбордах и в метро: "Горжусь быть харьковчанином". Взрослая женщина ссорится с подростками из-за мата на остановке, пока все остальные скромно стоят в очереди на троллейбус "Богдан". GPS здесь постоянно сбивается во время воздушной тревоги.

В Саржином Яру люди в субботу ловят рыбу и теплые солнечные лучики весны. Таксист, везущий меня на вокзал, говорит: "Я воспринимаю этот город как любимого человека". И объясняет: это значит видеть недостатки, но не обращать на них внимание.

На вокзале я слышу разговор двух ребят в военной форме, один говорит другому: "А я первый раз в Харькове, хотя сам родом из Донбасса. Не скажешь, где здесь кинотеатр? Хочу посмотреть кино "Раша, гудбай".

Харьков – как фирменный харьковский торт. Вкусно по-разному, какой-то вкус можно не любить. Но голодным точно не останешься.