Тема борьбы с коррупцией крайне востребована в Украине, - как впрочем и в оппозиционных кругах России. Коррупция в этом дискурсе часто понимается как ключевое, основное зло, победа над которым обеспечит новое качество жизни и новое качество общества. В ряде случаев при этом под коррупцией подразумевают не собственно коррупцию в узком смысле слова, но всю социальную систему, неотъемлемой частью которой эта коррупция является.

Действительно, коррупция есть везде, с коррупцией борются (реально или фиктивно) везде, но всякому ясно, что отличие, скажем, коррупции во Франции от коррупции в Азербайджане - качественное, а не количественное. Между тем, неточное обращение с терминологией "замыливает" проблему и создает простор для многочисленных спекуляций.

Для иллюстрации - характерный пример.

Не так давно Transparency International обнаружили признаки коррупции в действиях... Рамзана Кадырова. Оказывается, он оставил себе коня, которого ему подарил какой-то саудовский принц. Московское отделение Transparency так озаботилась вопросом, нет ли в этом признаков коррупции, что даже написало запрос в прокуратуру.

Как ни смешно то, что массового убийцу пытаются обвинить в мелком воровстве, однако принципиальный момент состоит в другом. При всех своих пороках, как раз коррупционером-то Кадыров и не является. Более того - он им просто не может быть по своему положению. Как не мог им быть, например, египетский фараон.

Неофеодализм описывается как современное общество, которое отказывается от основополагающих буржуазных ценностей - гражданской свободы и равенства перед законом - и возвращается к принципам иерархии, привилегий, неформальной ("по понятиям") системы власти, подменяющей власть на основе формализованного права

Коррупция - это использование в частных целях публичной власти, врученной обществом должностному лицу на определенных условиях. Но Кадыров не является публичным должностным лицом, он является "лидером чеченского народа". Его власть безусловна и не ограничена никакими законами. Он выступает безраздельным хозяином имущества, тел и даже душ чеченцев (отсюда его мания к насаждению "традиционных скреп"). Наконец, его власть никак не отделена от его личности, она носит персональный характер - Кадыров работает Кадыровым... И от того, что формально Кадыров называется "главой Чеченской Республики", а не "ханом", "эмиром" или "крестным отцом", в реальности ничего не меняется.

Борцы с коррупцией, возможно, были бы удовлетворены, если бы Кадыров оформил пресловутого коня как госсобственность и содержал его за счет республиканского бюджета. Но по сути-то это было бы еще хуже!

Этот пример прекрасно показывает, что происходит, когда западный аршин начинают прикладывать к реалиям совершенно другой Вселенной. Реалии эти гораздо лучше характеризуются термином "неофеодализм". В восточных социумах он проявляется наиболее ярко, потому что вырастает непосредственно из традиций не умиравшего никогда "классического" феодализма. В обществах более вестернизированных неофеодализм маскируется. Янукович, скажем, хвастался страусами перед ближайшим кругом, но не перед журналистами, так как понимал, что мир не оценит такого проявления княжеской крутости, что для внешнего мира и для большинства украинцев он должен выглядеть все-таки как наемный менеджер государства Украина. Однако держать страусов это ему совершенно не мешало.

Коррупция в постсоветских странах есть проявление именно такой неофеодальной системы отношений. Она не воспринимается как общественно-опасное нарушение порядка вещей - она и есть этот самый порядок. Другое дело, что порядок этот негласный, не афишируемый. Собственно говоря, низовая коррупция (в отличие от верхушечной) вообще невозможна там, где контролирующие органы не являются ее частью и не состоят в доле - иначе всякий, у кого, например, вымогают взятку за законное место в детском садке, предпочел бы пойти не с взяткой к директору, а с заявлением в прокуратуру.

Другое наглядное проявление неофеодализма - пресловутые олигархи. В них тоже часто видят корень всех бед, до такой степени, что всерьез пускаются в обсуждение их национальности (и это извращенно роднит сегодняшнюю Украину с Россей 1990-х). Но если приглядеться, олигархи - лишь верхушка пирамиды, а систему отношений, порождающую олигархов, можно проследить от уровня любой сельской рады. Каждый неофеодальный принц опирается на герцогов, баронов, рядовых рыцарей и, наконец, на простую наемную солдатню с битами. И наоборот, - любой самый мелкий колхозный рыцарь жизненно заинтересован в существовании иерархии, наверху которой был бы не беспристрастный Закон, а могущественный покровитель.

Побороть коррупцию невозможно, не сломав предварительно хребет самому неофеодальному строю, всей системе имущественных и неформальных личных отношений, пронзивших общество сверху донизу.

Термин "неофеодализм" был введен американским экономистом Джоном К. Гэлбрейтом в 1961 году в одноименном эссе, посвященном критике левого патернализма; с другой стороны, этот термин стали использовать для критики власти корпораций. Впоследствии тему развил Иммануил Валлерстайн - в 1992 году он описал неофеодализм как один из трех возможных вариантов развития социума: автаркичные по характеру управления регионы с местной иерархией и высокотехнологичными товарами, к которым имеют доступ только элиты. По мнению Брюса Бейкера, неофеодализм предполагает такой порядок, когда управление на больших территориях диктуется бизнес-интересами, а государственная и негосударственная полицейская деятельность неразрывно связаны. В целом же, концепция неофеодализма предполагает современное общество, отказавшееся от основополагающих буржуазных ценностей - гражданской свободы и равенства перед законом - и возвращающееся к принципам иерархии, привилегий, неформальной ("по понятиям") системы власти, подменяющей власть на основе формализованного права, и т.д., и т.п.

Нетрудно заметить, что именно в постсоветских странах то, что описывалось как одна из угроз для западной цивилизации, реализовалось в химически чистом виде. Социально-экономическая база неофеодализма - резкое имущественное расслоение общества, вымывание среднего класса, разделение общества на замкнувшееся в себе сврехбогатое меньшинство и бедное и малообразованное большинство, находящееся де факто в полном порабощении у богачей. Естественно, меньшинство кровно заинтересовано в консервации и усугублении этой системы.

Если же вернуться к теме коррупции, можно отметить, что в обществе, построенном принципиально на неправовых и иерархических основах, она естественна. Побороть саму по себе ее невозможно, не сломав предварительно хребет самому неофеодальному строю, всей системе имущественных и неформальных личных отношений, пронзивших общество сверху донизу. К сожалению, украинский Майдан не смог решить эту задачу, отчасти потому что не смог ее четко сформулировать на рациональном уровне (цель, средства), только на уровне ощущений ("хватит коррупции, хватит олигархов, жить по-европейски!"). Именно поэтому крупные и мелкие неофеодалы, оправившись от испуга, переходят в наступление.

Павел Шехтман
российский гражданский активист, публицист, историк

Читайте также: Сползание в Россию

Подписывайтесь на аккаунт LIGA.net в Twitter, Facebook и Google+: в одной ленте - все, что стоит знать о политике, экономике, бизнесе и финансах.