Иногда появляется ощущение, что страна и дальше живет в отголосках выборов 2019-го.

Это особенно заметно на уровне соцсетей. Каждый скандал и каждый кризис рождает волну прогнозируемых реакций. Большинство из которых так или иначе сводятся к тому, что виноват официальный Киев.

Это может касаться разных тем. Прошлогодние успехи российского вторжения. Драматизм нынешнего контрнаступления. "Экспортные" баталии с западными соседями Украины. Каждый кейс порождает комментарии, общий смысл которых вписывается в концепцию "виновна наша власть".

Безусловно, власть так или иначе несет ответственность за происходящее в стране. Особенно если речь идет о силе, сумевшей взять в парламенте монобольшинство. Однако во всей этой истории есть моменты, побуждающие к вопросам.

Кампания 2019 года была, вероятно, самой эмоциональной за последние девять лет. Владимир Зеленский пугал многих отсутствием опыта, четких ценностных взглядов и незаурядной политической всеядностью. Внутри его партии нашлось место как представителям проукраинского лагеря, так и тем, кто когда-то чувствовал себя комфортно в пророссийском лагере.

Будущий президент не спешил расставлять точки над своими политическими "i", а потому каждый волен был додумывать его так, как хотел. Поэтому одни связывали с его избранием скорый расцвет, другие – по крайней мере неизбежный крах.

Те, кто радовался избранию нового президента, имели довольно пестрые взгляды. Одни устали от предшественника. Вторые хотели поставить на паузу украинизацию и национально ориентированную политику. Третьи ждали скорое экономическое чудо и борьбу с коррупцией. Четвертые хотели прекращения войны "здесь и сейчас". Кто-то – не вписавшись в прежнюю архитектуру власти – надеялся вписаться в новую.

Те, кто воспринимал избрание нового президента как риск, были более сплоченными. В основном это были сторонники повестки суверенитета.

Те, кто считал главной угрозой стране не коррупцию, а войну. Этот лагерь исходил из того, что риски выживания страны слишком велики, чтобы идти на необдуманные электоральные эксперименты.

Условно говоря, если поклонники Владимира Зеленского голосовали за него, чтобы стало лучше, его противники голосовали против него, чтобы не стало хуже.

Следующие три года события развивались так, что ни одна из групп не могла заявить о собственном триумфе. Экономического чуда не произошло. Сдачи национальных интересов на переговорах с Москвой тоже. Коррупция не исчезла. Украинизация страны не сменилась русификацией. Прорыва в евроинтеграции не последовало. Санкции против пророссийских телеканалов – ввели. К осени 21 года Владимир Зеленский подходил в привычном для украинских президентов статусе. Рейтинг снижался, и перспективы второго термина выглядели не совсем очевидными.

Все изменило полномасштабное вторжение.

Военная лавина сошла и перелицевала простор украинской политики. Сначала главной задачей стало остановить агрессора. Затем выбить его из оккупированных территорий. Ключевой вопрос внутренней политики свелся к тому, усиливает ли то или иное решение обороноспособность или ослабляет ее.

Украина не способна обеспечить себя всем необходимым вооружением, а потому возникла необходимость, чтобы больше стран согласились быть нашим тылом. И несмотря на ожидания многих, Владимир Зеленский в свою новую редакцию президентской роли вписался довольно органично.

Можно спорить о том, что именно повлекло дипломатические успехи Украины. Сторонники президента скажут, что все дело в умении Владимира Зеленского "почувствовать зал" и находить подход к лидерам других стран. Противники скажут, что поддержка нашей страны объясняется трагедией Бучи, ужаснувшей цивилизованный мир.

Скорее всего, правы и те, и другие. Мы не остались лицом к лицу с агрессором по множеству причин. Но списывать со счетов лидера воюющей страны так же бессмысленно, как и сводить все происходящее только к нему.

Однако даже четыре с половиной года спустя травма 2019 года живет и дальше. Те, кто на последних президентских выборах видел в шестом президенте страны катастрофу, настойчиво ищут подтверждение своих взглядов. Иногда кажется, что война превратилась для них в декорацию утверждения собственной правоты. Когда любой неуспех или ситуативное поражение превращается в удобный способ повторить сакраментальное "а я же говорил".

В результате любое противоречие, возникающее между официальным Киевом и другими столицами, немедленно трактуется как вина украинской власти. Любой конфликт – вследствие ошибок украинских чиновников. Любое расхождение в позициях – как ситуация, в которой не стыдно стать на сторону "чужого", потому что слишком уж велико недоверие к "своему".

Если Польша поступает недружественно – виноват Киев. Если где-то в Европе побеждают украиноскептики – это вина нашей дипломатии. Если в Вашингтоне нам не готовы дать все, что мы просим – только потому, что помнят о "майских шашлыках".

Если Зеленский назначил Залужного – это американцы заставили его. Если в начале войны врага не удалось остановить на границе, это результат предательства. Вершиной этой позиции является фраза "если бы президентом страны был другой человек, войны бы не произошло".

Многим людям сердце заменило голову. В каждой ситуации они ищут повод пощекотать собственное Эго. Когда желание чувствовать свою правоту, побеждает инстинкт самосохранения, тогда прекращают борьбу за живучесть корабля. В результате любая нелестная новость для этого лагеря становится поводом для мстительного злорадства.

Причем мы это уже проходили. Начиная с 2018-го, когда предыдущий президент обвинялся в том, что он увеличил свой капитал в 82 раза, зарабатывает на войне, а потому и не закончил АТО через две недели, как обещал. Также любое достижение объявлялось половинчатым, любая неуспех – катастрофой, а каждое решение изучалось исключительно с точки зрения его потенциальной коррупционной емкости.

Вполне возможно, что если бы не война, Владимир Зеленский уже сейчас почувствовал бы на себе всю превратность народной любви. Лагерь его исконных критиков уже активно бы обрастал разочарованными недавними поклонниками. Завышенные ожидания становятся проблемой любого президента, а для многих также обвинить власть равноценно тому, чтобы оправдать себя.

Если власть ужасная – я не буду идти в военкомат. Если власть преступна – я не буду платить налоги. Если там наверху сидят предатели, у меня есть право на права без обязанностей.

Чужое несовершенство для многих начинает выступать как универсальное оправдание. И чем грандиознее масштаб чужого греха, тем незаметнее на этом фоне будет выглядеть мой собственный. Маленький человек вытянул плечи на фоне чужого несовершенства. И держится за это несовершенство, как за щит – чтобы не остаться голым. Если бы не анестезия войны – "маленькие люди" вовсю и публично пополняли бы ряды скептиков, подыскивая себе нового кумира.

Правда в том, что у украинской власти достаточно грехов. Она недооценивала риски и наступала на грабли. Не верит в институты, предпочитая полагаться на персоналию. Не умеет признавать ошибки и извиняться за них. Она пересочиняет себя задним числом – не отличаясь в этом от абсолютного большинства своих сограждан. Мы смотрим на чиновников, думая, что это кривые зеркала, а на самом деле это обычные.

Но по властным коридорам ходят те, кто о коррупции, и те, кто об изменениях. Те, кто о карьере, и те, кто о будущем. Там мстительные и конструктивные. Завистливые и те, кто способен договариваться. Профессиональные и не очень. Когда-нибудь мы придем на избирательные участки и определим, каких людей там было больше. Но для этого нужен настоящий пустячок. Не проиграть войну.

А другой власти на время войны у истории для нас нет.