Сегодня вся Европа – это Центральная Европа

Через две недели выйдет моя новая книга "Наша Европа", подводящая итог моей работы за последние три года большой войны. Это сборник эссе и разного уровня диалогов с моими предшественниками, а также писателями соседних стран.

Есть такой важный момент, который знают математики: если задача решается двумя способами с одним и тем же результатом, значит, решение верно.

Мое видение сегодняшней Европы и ее будущего, по которому вся Европа сегодня является Центральной Европой, удивительным образом совпадает с видением бывшего шефа британской разведки 2014-2022 годов Алека Юнгера. Он в одном из интервью BBC, обсуждая европейскую политику Трампа, отметил: "Путин разбудил Украину, Трамп разбудил Европу".

Все дискуссии относительно будущего НАТО и европейско-американских отношений, и в конце концов изменения их парадигмы, с 1945 года не менявшейся: что-то новое висит в воздухе, требует перегруппировки, перестройки европейской концепции безопасности, изменения ролей на европейской шахматной доске. В этом случае возрастает роль Германии как нового строителя этого нового европейского единства.

То, что сказал Алекс Юнгер, удивительно совпало по формулировкам с тем, что я пыталась говорить в публицистике и эссеистике где-то с 2014 года. Он сказал, что Трамп продемонстрировал non-european mindset (неевропейский менталитет. – Ред.) – и это правда, и очень важный момент, на который прошу обратить внимание: великодержавный, сверх державный подход, назовите как угодно. Я называю это имперским подходом.

Мир, датированный прошлым веком: мир холодной войны, мир, отформатированный Ялты, в котором великие государства, представленные старыми белыми мужчинами, решают судьбу малых государств. Отношения идут по вертикали: большие диктуют малым свою волю. В XIX веке это называлось — империи и колонии, в XX веке это называлось более элегантно — супердержавы и сферы их влияния. И этот термин многие из десижн мейкеров в новом мире пытаются перетащить и в XXI век: супердержавы, крупные государства и их сферы влияния. И вопрос только в том, где проводить границы разграничения зон влияния.

Мы все видели эту карту, начертанную в Кремле: как выглядит новый мировой порядок и планета, окрашенная в четыре цвета.

Вся Евразия – от Лиссабона до Владивостока – российская, часть желтым цветом – китайская, часть зеленым цветом – арабская, и западное полушарие – американское. Разделение на четверых, планета в четыре цвета с ее зонами влияния — это тот язык, на котором говорит Путин, и это тот язык, на котором говорит Трамп; для него этот язык понятен.

И вот этот тезис Юнгера, что это не европейское мировоззрение, меня лично очень обнадеживает. Я решаю эту задачу другим способом, что восходит к Чеславу Милошу и Милану Кундере и уже около 60 лет дискутируется в центральноевропейском нарративе. Это Европа, по дефиниции Кундеры, как место наибольшего разнообразия на самом маленьком пространстве.

История ЕС, которая вызвала у евроскептиков сначала страх: не произойдет ли в этой форме глобализации диктат из Брюсселя в сфере стандартизации товаров и т.д., не произойдет ли сглаживание индивидуальных различий, уничтожение, затирание этих уникальных черт. Потому что мир супердержав – мир великих, мир империй – это мир сглаживания уникальности.

И в этом смысле нам еще предстоит пересмотреть, провести ревизию своеобразного спарринг-партнерства США и Советского Союза, а затем России, в конечном итоге продолжавшегося дольше века, и параллели между ними как между двумя молодыми империями. Забудем миф о "тысячелетней истории", потому что Киев – не их, Киев – наш. Только если рассматривать Российскую империю от царства Московского и ее модернизацию с XVIII века, можно понять эту параллельность, эту взаимную заинтересованность друг в друге двух империй, разбросанных на широких просторах, где они подавили все прежде процветавшее здесь разнообразие автохтонных племен и народов.

Вот произошла эта ликвидация культурного разнообразия — и дальше начинаются просторы прерий, культ пути, железной дороги, почтовых станций в российской культуре и хайвея с автозаправками и Макдональдсами в американской. Вот эта глобализация по-имперски, являющаяся сглаживанием разнообразия и выступающая non-european, цитируя Юнгера.

К Кундере мы еще вернемся — у меня с ним свои счеты. То, что я процитировала его дефиницию, не означает, что я полностью поддерживаю и одобряю его концепцию Центральной Европы, в прошлом году отметившей 40-летие. В 1984 году был опубликован это самое, в известной степени этапное, эссе Кундеры "Трагедия Центральной Европы". И начиная примерно с 1989-1991 годов, цитируя одного польского политолога, "история развивалась под диктовку эссе Кундеры" где-то 15 следующих лет — до 2004 года, когда ЕС согласился на прочерченную Кундерой границу.

Не игнорируйте писателей, когда они строят свои геополитические концепты: они могут оказаться очень и очень дальновидными и не всегда безопасными в своих пророчествах.

Для Кундеры это было разделение по западной границе СССР, и это разделение — до сих пор и есть Европа.

Меня очень порадовало вчерашнее письмо семи министров иностранных дел, опубликованное в Нью-Йорк Таймс. Подписали это письмо главы МИД Балтии, Польши, Чехии, Украины и Молдовы. И это прямая перекличка с моей эссеистикой, собранной в "Нашей Европе". Это выделение, очерчивание пояса безопасности.

Что у нас есть? У нас есть оформление с севера на юг – от Балтийского до Черного моря – нового пояса европейской безопасности. Определенным образом это возвращение пути "из варяг в греки", это возвращение к видению Мазепы, новой Европы Мазепы – "През шаблю маєм право" – проекта, альтернативному проекту Хмельницкого, который в свое время, в эпоху абсолютизмов и империй, был отвергнут. Ведь проект Хмельницкого – это тоже имперский проект.

И вот этот самый проект, в котором сохраняется пояс безопасности, равенство усилий — независимо от того, кто велик, кто мал: великая ли Польша, малая ли Курляндия, но они должны общаться на основе равноправного партнерства. Это и есть уважение, трепетное внимание к уникальности каждого, к тому самому разнообразию, которое, к чести Европейского Союза, за 30 лет Европе удалось сохранить, несмотря на все сомнения евроскептиков. И это другая модель глобализации: глобализация не уранивания, не сглаживания, не унификации. Это универсализация в отличиях. Это другой цвет карты мира. Это конец эпохи империй – назовем это так. И это, наконец, то, за что мы как нация воюем.

Общая универсальная формула, что Украина защищает Европу и свою независимость — святая правда. Но, кроме всего прочего, Украина защищает и новую модель глобализации, ту, в которой вперед должна вести Европа.

Что мы должны сохранить как уникально европейское, как то, что является фундаментом европейских ценностей? Я решаю эту задачу своим способом. Европа для меня описывается квадригой – четырехчленной формулой: Рим, Париж, Каносса, Магдебург. Что это значит: Рим — верховенство права, Париж — права человека, Каносса — разделение светской и духовной власти (и это очень важный момент, именно эта линия разделяет систему, при которой духовная власть едина с государственными департаментами, как в России, от системы, в которой духовная и светская власти разделены и существуют параллельно), ну, и Магдебург — местное самоуправление до восточных границ Украины: восточная граница магдебургского права – Полтава, Харьков и наша Сумская область, которую нынче активно обстреливают. Вот те четыре кита, на которых выстраивается ценность европейской цивилизации, за которую следует воевать, стоит бороться.

Выступление Оксаны Забужко состоялось на форуме Dialogues on Europe / Диалоги о Европе 2025 года.