Je ne suis pas Шри Ланка, или Скорбь по шпилю
Накануне католической Пасхи Франция молила Господа сохранить Собор Парижской Богоматери. Разрывалось сердце от ощущения собственного бессилия и недоумения по поводу мнимого бездействия пожарных. Эмоциональным пиком стали кадры объятого огнем падающего шпиля – пугала непоправимость разрушений, ужасал символизм происходящего.
Лента украинского фейсбука в первые часы разгорающейся драмы была переполнена скорбными комментариями, фотографиями на фоне Собора и личными историями, связанными с парижской достопримечательностью. Затем пыл, правда, немного поугас. Отдельные обитатели социальной сети недоумевали - "Что вы плачете по чужому, а когда свое разрушают, молчите?", - или иронизировали, что "на фейсбук можно несколько дней не заходить".
Спустя несколько дней, во время празднования Пасхи, в Коломбо и еще двух городах Шри Ланки смертники произвели серию взрывов. Погибли 359 человек. В том числе 45 детей. Помимо отелей, переполненных гражданами других стран, террористы взорвали три католических церкви. Видео людей, убегающих с мест трагедии и фотографии трупов, начали появляться в сети спустя довольно короткое время после взрывов. Чудовищность и масштабность атаки повергает в шок.
Но заходя на украинский фейсбук - зеркало, отражающее практически все коллективные колебания социума, - мы видим лишь пару-тройку печально-траурных постов. Многие, узнав о теракте, лишь заметили, что "скорее всего это опять арабы-экстремисты" и "в таком мире живем сегодня", после чего вернулись к предвыборным дискуссиям.
Рациональное недоумение вызывает неоднородность реакции. Почему горящее здание вызывает больше эмоций, чем сотни погибших?
Попробуем разобраться.
Во-первых, огромную роль сыграла онлайн-трансляция события. Прикованные к экранам телевизоров и ноутбуков созерцали разгорающуюся драму, будто зрители в театре. Ожидание того, что произойдет в следующую минуту, и спонтанно возникшее единение с другими сопереживающими по всему миру привело к формированию коллективной эмоции тревоги. И эта эмоция, словно снежный ком, подпитывала саму себя сотнями тысяч постов, криков, соболезнований и слез людей по всему миру.
Во-вторых, относительная географическая и, главное, эмоциональная близость Парижа. Туризм и литература фантастически справляются со стиранием пространственных границ. Нотр-Дам, в какой-то степени, наш общий друг. Подсознательный огонек: "Я там был!/Я о нем читал!" сильно подогревает эмоции сопереживания.
Другое дело - Коломбо. Абсолютное большинство украинцев о Шри Ланке слышат лишь во время посещения туристических агентств, остров ассоциируется не с его обитателями, а с пальмами и золотым песком. Коломбо – это другая, далекая реальность, хоть и населенная такими же людьми с теми же правами. Цифры – это всегда апелляция к разуму, а вот до сердца доходит в основном то, что нам в какой-то степени близко.
Третья причина, пугающая своей вульгарностью – новизна картинки. Бегущие люди, черные пакеты на каталках скорых, оцепленные полицией улицы – это страшно, но мы вынужденно привыкли к такому. Хотя и не должны привыкать. Военные, врачи, сотрудники хосписа подтверждают: отношение к первой смерти и сотой отличается. К сожалению, это верно и для войны на востоке Украины: ужасная трагедия постепенно свелась для большинства лишь к грустной статистике. Мы перестали чувствовать, что каждый день погибают наши сограждане. Мы живем в мире терактов и телевизора, в котором задачей террористов стало посеять семена страха в каждой квартире, где есть доступ к новостям. Одинаковая телевизионная картинка с меняющейся локацией притупила наши чувства. Ярким показателем этого стала химическая атака в Восточной Гуте, повлекшая за собой десятки детских смертей. Теракты в Афганистане, Пакистане, Сирии, Израиле стали для нас всего лишь рядовыми новостями с телеэкрана, где-то между политикой и прогнозом погоды. А вот горящий шпиль... Это ново, ярко, эффектно. Такого еще не видели.
С другой стороны, некорректно делать вывод, что разрушение культурных достояний стало для современного человека большей трагедией, чем массовые убийства. Бамианские будды или старинная Цитадель в Алеппо не вызывают у современных украинцев больше печали, чем террористический акт в Ницце. Откровенно раздражают и комментарии о том, что Нотр-Дам ничем не примечателен по сравнению с другими европейскими соборами. Ведь архитектурные сооружения - не просто груда камней с уникальным расположением и росписью внутри. Это культура, эпоха, история, осязаемое воплощение вечности и символ общенациональной идеи. Так можно ли сравнивать ценность этой идеи с ценностью человеческой жизни? Этот вопрос выглядит смущающе неэтичным, он возвращает нас к версии "дилеммы вагонетки": если бы мы стояли на рычаге стрелки, куда бы мы направили неостановимую вагонетку со взрывчаткой: к привязанным к рельсам незнакомцам - или к зданию любимого Собора?
Можно утверждать лишь то, что мы вошли в распахнутые двери новой реальности, где сама реальность уже не так важна. Информационная картинка, стрелой вонзающаяся в наше подсознание и незаметно переворачивающая нашу ценностную картину с ног на голову, выглядит гораздо более важной. И можно только гадать, каким новым масштабом и способом убийств террористические группировки будут пытаться перехватить инициативу в этой войне за внимание публики.
