Мы рождаемся случайно, это происходит помимо нас. Никто не знает заранее, кем будет, вылезая на этот свет. С той же вероятностью, как крымским татарином, я мог бы родиться геем, лесбиянкой, трансгендером, евреем, тутси, цыганом, подкидышем неизвестной национальности, больным синдромом Дауна или детским церебральным параличом. И кем угодно ещё.

Даже не так. Крымских татар в этом мире меньше всех перечисленных, значит я случайно оказался в ещё меньшем меньшинстве.

И я помню детство, вроде бы простое советское, не несчастное, в котором, тем не менее, было всякое. Например, слова доброй соседки-бабушки, которая вдруг вспомнила, как она в мае 1944-го служила в НКВД в Крыму и загоняла крымскотатарских детей в полуторки. Дети плакали. "Такие, как ты, Айдерчик", — вспоминала она. И гладила меня по головке, а я убегал домой и тайком рыдал.

Второй раз я рыдал из-за своего происхождения, когда моя любимая учительница истории подняла меня, ни о чем не подозревавшего, перед классом, и торжественно объявила: "А сейчас мы попросим Айдера рассказать нам, почему его народ во время войны предал нашу страну". Но тогда я был уже почти взрослым, 15 лет, и, недолго повыв в подушку, взял себя в руки, и никогда больше не плакал от того, что я крымский татарин.

Что-то во мне переломалось. В тот момент я, наверное, стал собой и с тех пор пытаюсь им оставаться.

Конечно, я шёл на компромиссы, во многом, но не во всем. Одно из таких табу — не быть в толпе, которая гонит более слабых, физически ли, морально, что по сути одно и то же. И неизвестно ещё, что хуже как травма личности. Особенно детской, которая не понимает, кто кого и почему и за что.

Совершенно случайно, благодаря своему происхождению, я с детства мог легко представить себя на месте гонимого, и мне становилось жутко, поэтому сам я никогда бы не смог гонять.

Однажды я, правда, признаюсь, струсил. В школе на перемене унижали более слабого, а я был рядом — и промолчал. Этот грех лежит на мне с тех пор и не отпускает, хотя мы с тем парнем потом дружили, и я ему помогал, и он, кстати, вырос сильным (физически) и добрым (морально). Но тот миг страха перед толпой, страха из неё выйти и сказать "нет", был самым позорным в жизни, более гнусных воспоминаний в моей памяти нет. Когда пытались унизить меня, мне было не так погано.

Так что я не принимаю никаких аргументов за гонения на цыган, какими бы они — конкретные цыгане и конкретные аргументы — ни были. Потому что гонящий гонит на самом деле не других — самого себя, самого себя из себя. Ведь любой из тех, кто гонит, точно так же мог родиться гонимым. Это никак не зависело от него. А самое главное — то, что любой из нас и в любой момент может стать гонимым, его родным или близким. Достаточно узнать, к примеру, что твоя дочь — лесбиянка, сын — гей, или сам ты оказался ни за что ни про что чужим на своей земле не по своей воле. В момент, когда такое случается, а это может случиться с каждым в любой момент, ты вдруг почувствуешь себя цыганёнком, не понимающим, за что тебя гонят незнакомые взрослые, как же так. Ведь ты совершенно ни в чем не виноват. Вообще ни в чем.

Наказание без вины — это когда друг друга гонят и жрут дикие животные. Просто потому что один сильнее, или их больше. Люди не должны так делать, так мыслить, иначе они превращаются в зверей. А, кстати, любой из нас мог случайно родиться и каким-то животным, опять же — никто бы нас не спросил. И съели бы на ужин, и никуда б не делся. Но если уж ты родился человеком, с головой, с мыслями, с чувствами, с осознанной болью, которую, включая чужую, способен примерить на себя, то человеком и оставайся. Каким бы человеком ты ни был — тебе уже повезло. А всё остальное так относительно...

В этом мире все мы по отношению к кому-нибудь, вопрос лишь к кому, — цыганские дети.

(Источник)