Содержание:
  1. Пока война не выиграна
  2. Музыка карантина
  3. Наш Джаггер
  4. Не стирает время
  5. Оглянись во гневе

Игорь Панасов – музыкальный обозреватель, который за 20 лет работы в журналистике создал своеобразный бестиарий украинской музыки. В преддверии Евровидения-2021 он объясняет, почему этот конкурс для Украины – политическая арена. Как карантин повлиял на развитие концертной культуры. Что общего у Вакарчука с Моной Лизой. И каким вообще должен быть популярный рок, чтобы отвечать своему названию.

Пока война не выиграна

– В 2017-м ты сделал скандальное интервью с Игорем Тарнапольским (продюсер Джамалы), который заявил о коррупции на Евровидении-2017. Была ли какая-то реакция со стороны правоохранительных органов, чем эта история закончилась?

– Ничем. И это страшно. Были перепосты – это все.

– В Украине с отбором на предыдущие конкурсы была связана серия скандалов, завязанных на политике. Самый показательный из которых – с победительницей отбора Maruv в 2019-м, когда выяснилось, что она выступает в РФ. Евровидение для Украины – это политическая арена. Согласен?

– Да, острота восприятия участия Украины в этом конкурсе и требовательность общества к тому, чтобы артист, представляющий страну, был достойным, связана с тем, что мы находимся в состоянии войны.

С 2014 года – Евровидение для Украины превратилось в поле боя, где наша страна показывает свою независимость. С 2014-го мы находимся под угрозой того, что страна развернется в другую сторону. И ни о какой Европе речи не будет, пока война не выиграна – эта опасность существует. Поэтому горячие эмоции, которые возникают вокруг этой темы, обусловлены исключительно событиями на Донбассе и аннексией Крыма. Как только узел развяжется и от нас отстанут, этот градус спадет.

Подписывайтесь на рассылки LIGA.net – только главное в вашей почте

– Как ты оцениваешь нынешнего представителя Украины – группу Go_A? Я посмотрела их последний клип на песню "Шум" (с этой композицией группа представит страну на Евровидении-2021. – Ред.) и мне показалось, что по интонациям это ONUKA номер два. Я ошибаюсь?

– Не ошибаешься, это родственные группы. Они работают в одном сегменте – называется фолктроника (микс электроники и фолка. – Ред.), поэтому и кажутся похожими.

– А чернобыльская стилистика в клипе?

– Для меня этот клип очевидно про карантин. Чернобыля я там особо не увидел. Их костюмы очень напоминают костюмы медиков, а не только спасателей на ЧАЭС. Это история, которая метит в нерв локдауна. И песня "Шум" – отличный выбор, она яркая, качовая, на мой взгляд, даже более качовая, чем "Соловей", который был у них в прошлом году.

Музыка карантина

 – По-твоему, есть какое-то позитивное влияние карантина на украинскую музыку?

– В первую очередь это касается не столько контента, сколько концертного формата. Группа "Грин Грей" в июне прошлого года дала в Киеве концерт на крыше одного из зданий рядом с отелем "Братислава", где зрители смотрели их выступление с балконов, куда продавались билеты. Этот формат под названием "вертикальные концерты" – штука, которую "Грин Грей" запатентовал. И, возможно, в будущем, если возникнет такая необходимость – они смогут на этом зарабатывать. Никто в мире, кроме них, до этого не додумался.

Вторая форма креатива – это автоконцерт. В течение лета прошло десятка два концертов в таком формате, когда артисты выступали на сцене, а зрители приезжали на машинах их послушать. Первой этот формат запустила группа БЕZ ОБМЕЖЕНЬ, потом "Піккардийська терція" давала такие концерты. Но это не ноу-хау, в Европе тоже так артисты выступали. Собственно, автокинотеатры существуют уже много лет, тут ничего революционного не произошло, но музыканты адаптировали именно под музыкальное мероприятие этот формат.

Третий пример – это Олег Винник, команда которого сделала самый большой онлайн-концерт в Украине. Никто из наших больше на такое не сподобился. Он на абсолютно пустом стадионе НСК "Олимпийский" построил сцену, сделал графику – все как полагается для большого настоящего концерта, но только все зрители смотрели это шоу через интернет. Это очень отличалось от тех онлайн-концертов, которые делали все остальные украинские музыканты – они просто садились либо дома, либо в студии, ставили веб-камеру и что-то там играли. А команда Винника сделала стадионное шоу. Я видел этот концерт, и там, на сайте, был счетчик – какое количество людей это смотрит – до 90 000.

Наш Джаггер

– Что ты думаешь о Вакарчуке? Вот, если взять всех наших артистов, то будет – он и все остальные. Можешь объяснить его феномен?

– Вакарчук – это украинский Мик Джаггер, а "Океан Ельзи" – украинский "Роллинг Стоунз". Я говорю не о музыке – а о статусе, значении, важности для слушателей, для общества. Это постоянная величина того уровня, когда группу уже невозможно стереть из истории. Кто угодно может исчезнуть, многих могут забыть, почти всех – я говорю о дистанции в 20-30 лет – а Вакарчука нет.

"Океан Ельзи" вошел в жизнь Украины настолько плотно, что стал частью ее истории, которая пишется в учебниках. И концерт в декабре 2013 года на Майдане с аудиторией "живьем" в 300 000 человек и миллион-полтора в интернете – стал кульминацией истории группы, оформившей ее статус. Не важно, кто и как относится к Вакарчуку, кем его считает, какие видит в нем недостатки, – это фигура, которая застолбила место в Украине и ничто уже не может на это повлиять. Почему это произошло? Две причины.

"Океан Ельзи" вошел в жизнь Украины настолько плотно, что стал частью ее истории, которая пишется в учебниках

Первая – он очень талантливый сонграйтер, но этого мало для того, чтобы застолбить место навсегда в истории, он еще и человек, который умеет стратегически мыслить. Речь о развитии проектов группы, об умении смотреть широко и далеко, о способности быть в резонансе с тем, что происходит со всей страной. Он идет туда, куда приковано внимание людей.

Во-вторых, он – львовянин, на украинском говорит с пеленок. Для него идентификация как украинца крайне важна. Он чувствует себя комфортно в стране, где все, что является особенно специфически украинским, приветствуется. Поэтому он и оказывался в этих точках, и поэтому он приходил на сцены обоих Майданов.

Совпадения вот этих двух линий создает тот феномен ОЕ, который не перекрыл никто. Поэтому любое недовольство Вакарчуком – это как с Моной Лизой, ты можешь сказать, что она тебе не нравится, но ее статус таков, что она сама уже решает, кому ей нравиться, а кому нет.

– Как ты оцениваешь его выход из Голоса?

– Когда он шел на выборы в 2019-м году, я запомнил, что он сказал – я не иду туда делать карьеру, я иду для того, чтобы привести в Раду людей, которые без меня туда не зайдут. И поэтому для меня его выход через год не был странным. Он не собирался там окопаться. Другое дело, что, на мой взгляд, он чуть-чуть рано ушел. Вот бы на местных выборах еще ему остаться частью Голоса, чтобы у партии результаты были повыше, тогда бы он весь цикл отработал. Но, наверное, он сделал это раньше, потому что не выдерживал. Я представляю, какое там внутри напряжение. 

И он уж точно не выглядит как человек, который создан для этой борьбы. Он выглядит как человек, который способен свой медийный ресурс и потенциал использовать для решения таких политических задач – как привести в Раду 20 совершенно новых для украинской политической реальности людей.

Партитура боя. Музыкальный эксперт Игорь Панасов о Евровидении-2021 и истории поп-рока
Игорь Панасов и Тарас Чубай. Фото предоставлено Игорем Панасовым

Не стирает время

– Сейчас ты занят съемками фильма. О чем он?

– Мы делаем десятисерийный документальный сериал об истории украинской современной музыки. 30 лет стране в этом году, 30 лет независимой украинской сцене. – От 1991-го до 2021-го. На сегодняшний день я уже записал 52 интервью. Финансирует это премия YUNA, я – часть их команды уже полтора года. Это один из проектов, на который они решились, когда карантин грохнул.

– Ты думаешь нынешним 20-летним будут понятны расклады тридцатилетней давности?

– Я делаю этот фильм так и разговоры с героями строю таким образом, чтобы в фокусе были вещи, которые не стирает время. Грин Грей, ТНМК, Вакарчук, Скрипка, Билык, Руслана, Тарас Чубай, Мария Бурмака говорят о том, что близко и понятно даже человеку, который родился в XXI веке. Если, конечно, ему не плевать на родную страну и ее историю.

– Вещи, которые не стирает время, это что?

– На живом примере расскажу. Я попросил Тараса Чубая объяснить мне, почему песня "Вона" пережила свое время. Почему она до сих пор популярна. Ее же даже во дворах под гитару поют. Он ответил, что на то две причины. Первая, в ней зашито страдальческое украинское – герой-неудачник, которому ты сочувствуешь. А вторая причина – строчка "Мы розбіжимося по русифікованих містах".

– Так странно, я обратила внимание именно на эту строчку только после 2014-го года.

– А для кого-то она важна все 30 лет независимости. Для кого-то это биография.

– Можешь очертить историю украинской музыки с момента обретения страной независимости?

– Начало 90-х – безумный всплеск, романтика, любовь ко всему украинскому. Освобождение произошло, появилась возможность показать себя. Во второй половине 90-х вся эта романтика утихает, индустрии как механизма, который может поддерживать нормальное существование артистов так и не появляется. Начинается мощнейшая экспансия и влияние России, потому что у них индустрия осталась от Советского Союза. Там были клипмейкеры, авторские выплачивали нормально, концертные залы были отстроены. Знаковый клип "Весна" группы ВВ снимался не в Киеве и не во Львове, а на Мосфильме!

– Почему?

– Потому что у ВВ был контракт с российским лейблом. И они уехали работать туда. В 96-м клипмейкера в Украине, способного снять работу на таком высоком уровне, не было. Это все обернулось тем, что где-то до середины нулевых украинский рынок все более масштабно и методично захватывали россияне. Начиная от компаний, которые здесь свой бизнес разворачивали, и заканчивая российскими артистами, которые мелькали на обложках журналов, появлялись в топовых телепрограммах. Все это, так или иначе, продолжалось до 2013 года.

При этом в нулевые у нас возникла своя волна, которая тогда не имела веса, не имела большого значения для страны и для общества. Но именно эта волна – музыканты, сонграйтеры, саундпродюсеры, организаторы концертов – в 2013-14 годах выплеснулась наружу. Со стороны общества появился по-настоящему острый интерес к локальным артистам, и он был удовлетворен.

Все эти годы – шесть-семь лет до 2014 года накапливались силы: артисты писали песни, саунпродюсеры совершенствовали свою способность записывать музыку, промоутеры учились организовывать концерты и так далее. И начиная с 2014-го года, мы живем в совершенно другом этапе.

Начиная где-то с 2017-го – это все вошло в рутинную фазу, появились скептики, некоторые группы распались, кто-то говорит, что вообще никакого всплеска не было. Но я считаю, что нынешний спад интереса – закономерен. Всегда за волной пика следует спад. Сейчас идет период рутинной работы – построения инфраструктуры во всех смыслах, которая позволит в дальнейшем украинским музыкантам проявлять себя более достойно. Так что у меня абсолютно оптимистичные прогнозы в этом плане.

Если страна в целом не изменит свой вектор и ее геополитически не нагнут в очередной раз, не устроят тут террор, не пересажают всех и не перестреляют тех, кто считает, что мы достойны своего пути и своей истории, то развитие украинской музыки неизбежно. И в этом смысле срок независимости имеет кардинальное значение. Слава богу, что мы 30-летие отмечаем, теперь наша следующая задача – дожить до 40-летия. Чтобы мы его встретили не как какая-то губерния РФ, а как самостоятельная страна, которая сама решает, какой ей быть. И кино я снимаю именно об этом.

Присоединяйтесь к Instagram LIGA.net – здесь только то, о чем вы не можете не знать

Партитура боя. Музыкальный эксперт Игорь Панасов о Евровидении-2021 и истории поп-рока
Игорь Паносов с группой Грин Грей. Фото предоставлено Игорем Панасовым

Оглянись во гневе

– Ты как-то сказал о том, что ты не музыкальный критик, а музыкальный обозреватель. Можешь объяснить разницу?

– Музыкальный критик в классическом понимании – это человек, который имеет музыкальное образование, желательно небольшой опыт собственного творчества или хотя бы сотворчества музыкального, то есть он знает технологию создания музыки. И на основании этого, понимая принципы, по которым создается музыкальное произведение, может делать некоторые выводы об оригинальности или банальности музыкального произведения.

Музыкальные критики появились в XVIII веке, когда нотные записи стали распространенным явлением. Задача первых музыкальных критиков заключалась в том, чтобы определять по партитурам качество записи музыкального произведения, не как оно звучит – а насколько верно сделаны сами записи от руки. Подразумевалась работа не только тех, кто копии делал, но и оценка умения записывать композитора. XVIII век – период классицизма. Тогда игра происходила по четким правилам. Надо было следовать канонам, любой выход за них считался ошибкой. Понятно, что мы живем в XXI веке, что у нас все по-другому, но я считаю себя музыкальным обозревателем.

Ракурс, с которого я критически могу оценивать музыкальное произведение, не имеет никакого отношения к классическому понятию музыкальной критики. Я оцениваю явление, произведение в контексте жизни – социальной, исторической, настоящего момента музыкальной индустрии. И я всегда нахожусь немного сбоку. Сейчас музыка очень плотно смешалась со всей остальной жизнью, и это уже совсем не похоже на то, что было даже 50 лет назад.

– А в чем отличия?

– В способе коммуникации с музыкой. Появление интернета и стриминговых платформ максимально втянуло музыку во внутренние процессы жизни как таковой. Человек, который делает пробежку и слушает альбом из телефона – это просто революция по сравнению с теми, кто слушал альбом дома на кассетнике или ставил пластинку, да даже компакт-диск еще 25 лет назад.

Современное произведение, чтобы быть жизнеспособным, должно корнями прорастать в жизнь. И в этом состоит существенное отличие. Музыкант 50 лет назад мог себе позволить вообще быть аполитичным, асоциальным, каким угодно. Он просто выпускал на носителях песни, и это становилось событием.

– Как же рок в 70-е? Разве протестные движения того времени не сопровождались музыкой протеста?

– Понятно, что рок вписывался в определенный социальный контекст, но это произошло позже. Первая психоделика была записана в середине 60-х, когда первые хиппи только формировались как движение. Изначально она не была частью движения. Потом – да. Но, в общем и целом, из-за того, что была другая структура индустрии и другие формы донесения информации до людей, музыканты позволяли себе существовать достаточно автономно от повседневного течения жизни. А слушатель выделял специальное время для музыки – приходил домой, ставил пластинку. И это общение требовало особого внимания.

Сейчас же совершенно другая коммуникация с музыкой, и это очень сильно влияет на сам материал. И если ты хочешь выражать дух времени, то твоя музыка обязательно должна иметь контекст – тогда ты становишься событием.

Артист нестандартный, который идет против шаблонов, рискует нарваться на мину, на которой его с удовольствием и в клочья разорвут

– Это не приведет к тому, что штучные, самобытные артисты постепенно будут стираться, исчезать, давая место толерантной серости? На пробежке при прослушивании даже шедевра вряд ли случится инсайт.

– Те артисты, которые требуют внимания и внутренней работы в ответ на их музыку, которая не как звуковые обои, никогда не исчезнут. Другое дело, что они сегментируются, они уходят в определенные ниши, в которых существует их аудитория. В цивилизованном мире, где индустрия давно хорошо стоит на ногах, этого достаточно, чтобы спокойно существовать и чувствовать себя признанным в кругу условных 50 000 людей на весь мир. Конечно, появление группы "Пинк Флойд" или "Кинг Кримсон", которое может стать феноменом для всего мира, крайне маловероятно сегодня. Такая группа просто не пробьется сквозь толщу информационного потока и куда более ловких пиар-стратегий, которые устраивают музыканты, делающие более утилитарную музыку.

– Когда умер Марадона, один футбольный обозреватель сказал, что в наше время существование такой звезды как Диего, просто не было бы возможным, его бы размазали после первой громкой выходки. Возможно ли сейчас появление в музыке ярких личностей, которые прут против всех?

– Конечно слава Марадоны – это на 50% безусловного таланта футболиста и на 50% – его способность идти против правил. Классическая история с "рукой Бога" – выглядела как "пошли все в жопу". То, что он тот гол рукой забил, видно даже на хреновой записи 1986 года. Если бы он заявил об этой руке сейчас – его бы карьера резко пошатнулась. Мы живем в мире, где толерантность является трендом и, соответственно, любые выскочки, любые люди, которые ломают правила, являющиеся неприкосновенными для разных групп людей, оказываются в зоне перекрестного огня. Медийного, публичного. Джоан Роулинг недавно чуть не похоронили. Хотя она сделала ход, который был намного более тактичен и лоялен, нежели то, что позволял себе Марадона. Тем не менее, ее смешали с грязью.

В плане музыкантов – да, это тоже имеет значение. Артист нестандартный, который идет против шаблонов, рискует нарваться на мину, на которой его с удовольствием и в клочья разорвут. Но это, если речь идет о музыкантах широкого потребления. Если же ты локальный – то в принципе и шума вокруг тебя столько не будет. Если ты хочешь славы и успеха, то ты должен в отличие того, что было 30-50 лет назад, постоянно оглядываться. Реальность другая.

Читайте нас в Telegram: проверенные факты, только важное