Пока наши в плену, мы тоже не можем чувствовать себя свободными

Когда меня спрашивают, что самое тяжелое в плену, я не могу ответить одним словом. Это смесь боли, страха, неизвестности и постоянного ощущения, что твоя жизнь теперь не принадлежит тебе.

Я прошел через это и теперь, когда снова могу видеть небо без решетки, знаю: пока хотя бы один наш остается там, мы не можем сказать, что свободны.

В украинском обществе иногда думают, что обмены – это редкие, исключительные события. На самом деле это ежедневная, кропотливая работа многих людей и целой системы. С 2014 года и по сей день страна делает все возможное, чтобы вернуть каждого, кто оказался во вражеской неволе. Сейчас этим занимается Координационный штаб по вопросам обращения с военнопленными при Главном управлении разведки. В штабе при ГУР работают люди, которые ведут переговоры, составляют списки, находят аргументы там, где, кажется, уже ничего нельзя сделать. Их работа дает надежду на то, что рано или поздно мы вернем всех пленных России – и военных, и гражданских.

Каждый обмен – это сложная мозаика переговоров, в которую порой приходится вплетать авторитетных международных посредников, таких как представители ОАЭ или Ватикана. Это процесс, в котором каждый день ожидания может стоить жизни.

Для тех, кто ждет, время тянется невыносимо медленно, а для их семей каждая новость об обмене становится надеждой, которую страшно потерять.

Россияне манипулируют списками, вычеркивают имена без объяснений, используют нас как разменную монету в политических играх. Фактически ведут торговлю людьми.

Украина настаивает на том, чтобы первыми домой возвращались тяжелораненые, тяжелобольные. Настаивает на гражданских пленных, которые потеряли свою свободу, отстаивая Украину в оккупированных городах. Это не формальность – время там измеряется не днями, а потерями, которые с каждой неделей становятся непоправимыми.

Жизнь в плену разрушает тело и душу. Большинство из нас возвращаются с заболеваниями, которые годами никто не лечил. Медицинская помощь там существует только на бумаге. Зато есть пытки, побои, психологическое давление. Есть немало тех, кого официально считают пропавшими без вести, но во время обменов они вдруг оказываются среди освобожденных.

Я был свидетелем таких моментов – когда кто-то, кого давно мысленно похоронили, снова обнимает свою маму. Это мгновения, ради которых стоит бороться.

14 августа состоялся очередной обмен пленными: домой вернули 84 украинца – 33 военных и 51 гражданского. Некоторые провели в неволе более десяти лет, получив "приговоры" на 10-18 лет еще до полномасштабной войны. Среди них – учительница начальных классов, лишенная свободы в 2019-м, и 27-летний парень, которого забрали еще в 2016-м, когда ему не было и 18. Каждая из этих историй – о похищенных годах, которые никто не вернет.

В то же время россияне чувствуют себя в украинском плену совсем по-другому, ведь Украина придерживается международных норм в обращении с пленными. Россияне, которые попадают к нам, получают медицинскую помощь, им можно писать письма, к ним имеют доступ представители Красного Креста, ООН, даже мировые медиа. Их плен – это не пытки и не голод, это содержание, которое контролируют международные организации.

Мы показываем миру, что есть правила, и мы их придерживаемся. И это правильно. Мы должны показывать свою человеческую сущность и не издеваться над теми, кто оказался в нашей воле.

Именно в этой разнице и заключается наша сила. Мы сохраняем человечность там, где они ее утратили, и это дает нам моральное право требовать возвращения каждого нашего. Этот принцип касается не только военных, но и гражданских – от незаконно удерживаемых взрослых до депортированных детей.

Я вышел на свободу. Но моя свобода теперь означает еще и обязанность – говорить о тех, кто до сих пор там. Потому что пока они ждут, мы должны делать все, чтобы обмен "всех на всех" стал реальностью.

И тогда можно будет сказать, что мы действительно вернули своих.