Каждое подразделение теробороны уникально. Киевская территориальная оборона, начавшая создаваться незадолго до войны, сегодня может похвастаться невероятным разнообразием своего состава. Среди бойцов здесь много представителей интеллигенции и креативного класса.

Один из них, коммуникационщик Александр Солонько, ведет своеобразную летопись своей роты. LIGA.net публикует записанные им рассказы трех добровольцев, взявших в руки оружие в первые дни войны. А также собственную историю.

"ВСТАВАЙ, НАЧАЛОСЬ"

Александр Солонько, позывной Соль (31 год), коммуникационщик

Философский батальон. Как коммуникационщик, историк и авиаинженер защищают Киев
Александр Солонько. Фото из собственного архива

24 февраля в пять утра я проснулся от телефонного звонка: "Вставай, началось. В Борисполе стреляли… Встретимся под военкоматом". Вышел во двор и услышал над головой звук реактивного двигателя. Скорее всего, это был наш истребитель. В направлении Шулявского моста нервно мчались машины – на выезд из Киева.

В то утро я упаковал некоторые вещи и документы. Завез к родственникам, живущим под Киевом. Оставил инструкции, что делать с этим добром, если со мной что-нибудь произойдет. И уехал.

Отправился в военкомат. Мы с другом хотели быть в одном подразделении. Но не сложилось. Его забрали в ВСУ. Я же, не имея боевого опыта, мог рассчитывать только на тероборону. Очереди были безумные. Массы мужчин и женщин бросились в ТрО, требовали оружия.

В первый же день в теробороне попал под перекрестный огонь. Одна из ДРГ, которые тогда забрасывались в город, напала на штаб ТрО. Как выходил из-под огня, не очень помню. Ноги сами вынесли. Затем стояли в укрытии, писали заявления на зачисление в ТрО. Подумалось: это было бы глупо – не успел даже записаться, а уже замочили…

26 вечером получил оружие. Реально жутко стало, когда заполнял документы, в которых нужно было писать контакты: кому звонить, если убьют. Впервые ощутил животный страх. Хотелось слиться с мебелью. Под обстрелом было не так страшно. Там был адреналин. А здесь – необходимость осознания: тебя могут убить.

Реально жутко стало, когда заполнял документы, в которых нужно было писать контакты: кому звонить, если убьют

Все было в первый раз. Никакого понятия, как обращаться с оружием. Никакого опыта. Уже позже, когда пристреливал ствол, понял, что с оружием общий язык нахожу. А после покемона (ПКМ – пулемет Калашникова модернизированный), автомат вообще как пистолет. Командир сказал, что стреляю неплохо как для не имеющего опыта. Стрелять понравилось. Не был только уверен, что смогу выстрелить в человека. На это побратимы метко заметили: людей там нет, так что в человека стрелять не придется.

Сначала ночевали в подвале школы. Спал на щебне, под голову положил кирпич. Эти дни стали возможностью понять, как человеческий организм способен мобилизоваться и адаптироваться. Первую неделю спал один-два часа в сутки. Конечно, со временем стал приспосабливаться. Хотя полностью привыкнуть к этому невозможно. Тело начинает сдавать и требовать свое.

В первый день в уме был определенный сценарий. Понимал, что враги могут зайти в город вот-вот. Они действительно небольшими силами прорывались тогда. Но их жарили. Так что, думал так. Они заходят превосходящими силами (позже прочитал, что в Гостомеле должно было высадиться 8000, а из Беларуси шла 35-я армия в 70 000 человек). А мы получаем оружие и в ближайшее время в городе начинается масакра. Кто кого. В худшем случае придется героически погибнуть за Украину. Но скорости оказались несколько иными.

Всегда воспринимал Москву как врага. Достаточно прочитать учебник по истории Украины за пятый класс. Эта чума всегда стремилась нас уничтожить (более подробно – здесь). Никакого прозрения, как у некоторых, не было. Все русское – враждебно. Это кредо всей моей сознательной жизни.

Вот что было неожиданным – что сам возьму в руки оружие. Волонтерство – да. Информационные действия – безусловно. Я здесь мог бы быть наиболее полезным. В 2014 году я пошел волонтерить. Так что определенный опыт был. Но на этот раз все произошло по-другому.

Буквально перед вторжением готовился подписывать лицензионное соглашение на издательство своей книги о дезинформации в эпоху пандемии. Здесь я оказался особенно невезучим. Проделал огромную работу, но теперь не понятно – увидит ли она вообще свет.

В книге я, кстати, объяснял, как российская пропаганда работает с дезинформацией, чтобы раскачивать нас и Запад. Как они работали в Новых Санжарах, других точках. Это война на всех фронтах. Я немного разбираюсь в ее информационных и виртуальных аспектах. Через полтора месяца после вторжения получил предложение издать книгу в электронном варианте. Рад, что люди находят возможность работать в таких сложных условиях.

В какой-то из критических для обороны Киева дней мелькнула мысль, что я не хочу жить в принципе, если мы проиграем и страна упадет

Это война на выживание. Я не представляю своей жизни ни в оккупации, ни за границей. Эта страна – все, ради чего мы боролись годами, ее нельзя потерять. Наша ответственность – не дать ей погибнуть. Кремль хочет стереть нас с истории. Это экзистенциальная война самого высокого уровня ставок. В какой-то из критических для обороны Киева дней мелькнула мысль, что я не хочу жить в принципе, если мы проиграем и страна упадет.

Я не представлял себя великим воином, просто хочу делать то, что могу. Быть полезным. Сегодня это важно. Надо копать окопы – буду копать сколько смогу. Заряжать магазины, подавать патроны – не вопрос. У меня нет инстинкта убийцы. Наверное, перед боем надо будет просматривать кадры из Бучи, Ирпеня, Бородянки… Мариуполь.

Русские пришли с оружием и должны быть убиты. Все. Это холодное осознание. Я буду делать для этого, что нужно. Помогать делать это другим. Если придется – буду делать это сам. Мы не убийцы, но их убьем. За Змеиный, за Мариуполь, за Иру Цвилу, за каждое зернышко 33-го, за каждого убитого ребенка. Мы убьем всех, кто переступил наш порог. И мы должны достать каждого, кто был здесь, а потом вернулся живым домой. Им нигде не должно быть безопасно. Иначе они нас убьют.

За что я воюю?.. Знаете, это Шевченково. Сообщество мертвых, живых и нерожденных. Я борюсь за то, чтобы восстановить справедливость для мертвых, защитить живых и чтоб родились нерожденные. 

Читайте нас в Telegram: проверенные факты, только важное

"НЕ БЫЛО СТРАХА"

Сергей Миронов, позывной Мирон (34 года), историк, реставратор, автор проекта "Исчезающий Киев"

Философский батальон. Как коммуникационщик, историк и авиаинженер защищают Киев
Сергей Миронов. Фото предоставлено автором

У меня несколько профессий. По образованию – историк и экономист. В последние годы я организовывал экскурсии по Киеву, читал лекции, занимался реставрациями. Это, можно сказать, последняя профессия.

В прошлом году за свой счет начал восстанавливать двери в старых домах, построенных до падения Российской империи. Вел блог "Исчезающий Киев". Подписчики поддерживали, в том числе финансово. Постепенно, помимо дверей, мы начали восстанавливать парадные, элементы фасадов.

У меня на странице Instagram было много подписчиков из РФ. После 24 февраля пару сотен человек оттуда отписались. И слава Богу. Туда им и дорога.

За день до вторжения окончил работу на улице Паньковской. В дореволюционном здании удалось восстановить красивые деревянные окна. Там сохранилась фурнитура, все родное. Подписчики помогли мне найти настоящее витражное стекло, сделанное по старинной технологии. Его специально доставили из Германии. А тут приходит какая-то мразь, которая может все это уничтожить…

Какое-то время после вторжения в голове крутилась мысль: елки-палки, я сделал эти окна, потратил неделю своей жизни, не помню, сколько тысяч гривен и сейчас туда что-то прилетит.

В первый день войны помогал уехать своей подруге из Киева. Второй день просидел в военкомате на Печерске. Меня привлекала идея ТрО. Я родился недалеко от Бессарабского рынка, прожил большую часть жизни в центре Киева. Все здесь знаю. В конце концов, оказался в Шевченковском штабе ТрО.

Не было страха. Были сомнения. Были возможности за границу уехать, и сейчас они есть, чего скрывать. У меня за границей есть друзья, знакомые, есть возможности закрепиться. Но я сразу для себя решил, что останусь здесь и буду делать то, что смогу. Что в моих силах.

Я сразу для себя решил, что останусь здесь и буду делать то, что смогу

Сначала нас было 25 человек. В первый день нам выдали 11 карематов и девять спальников на всех. Спали кто на картоне, кто на одном каремате. А у кого вообще не было ничего.

Теперь подписчики моего блога помогают нашей теробороне. Многое у нас есть благодаря их поддержке: сигареты, еда, что-то из экипировки… Но главные наши ангелы-хранители это волонтеры Сайбо и Фея. Сайбо достает всякую всячину, а Фея занимается документами.

У нас самому молодому 20, а самому старшему – 63. Кто-то служил, кто-то нет. Кто-то юрист, кто-то музыкант… Делать из этого армию в советском смысле было бы тупо. Чтобы подъем по команде, чтобы ложиться по команде… Какой смысл? Мы не классическая армия, мы тероборона. Люди, сами пришедшие защищать свою страну, свой город. Мы – добровольцы.

У нас отличный коллектив. Мы сразу нашли общий язык. Несмотря на то, что у всех разный возраст, разный жизненный опыт, разный социальный статус. Не было никаких ссор. Во взводе нет ни одного говнюка.

Каждый день мы читали новости о том, как ребята сожгли танк, как где-то героически обороняются… А мы сидим и наедаем себе пузо! Это так бесило. Поэтому проявляли инициативу, пытались организовать блокпосты.

Наши позиции поначалу были на одной из улиц. Сделали там баррикады. Самостоятельно договорились о песке, бетонных блоках, экскаваторах. Все сделали сами. Ситуация тогда под Киевом оставалась очень напряженной и неопределенной. Мы проработали расположение позиций, пути отходов на случай, если нас отрежут со всех сторон. Это был путь через подземелье, через коллекторы.

Мог ли я как историк все это предвидеть? Сложный вопрос. Восприятие истории – это динамичная вещь. Положа руку на сердце, я до последнего не верил в войну. Было бы хоть немного здравого смысла у людей, то они б такого не вытворили. До последнего не верил…

После войны надеюсь продолжить реставрацию старых домов. Будем работать над восстановлением страны.

Присоединяйтесь к Instagram LIGA.net – здесь только то, о чем вы не можете не знать

"НЕ ХОЧУ ЖИТЬ В РОССИЙСКОЙ ГРЯЗИ"

Позывной Пилот (49 лет), авиационный инженер 

Я специалист по авиационному оборудованию. Окончил университет, который сегодня все знают как НАУ. Около 20 лет работал инженером-испытателем на государственном предприятии "Антонов". Считаю это наиболее интересным этапом в своей профессиональной карьере.

Три года прожил в Китае. Моя специальность называлась research and design engineering. Местное конструкторское бюро пригласило экспертов из разных стран. Занимался сопровождением лётных испытаний. В 2018 вернулся в Украину.

Работаю в коммерческой авиационной фирме. Занимаюсь модификацией и разработкой авиационного оборудования для самолетов и вертолетов. Это уникальная работа.

Новость об уничтожении аэродрома в Гостомеле, своего места работы в прошлом, воспринял очень близко к сердцу. Не знаю, полностью ли разрушена база, но ее точно сильно разнесли. Наши позаботились о том, чтобы противник не смог приземлиться на взлетно-посадочной полосе.

Новость об уничтожении аэродрома в Гостомеле, своего места работы в прошлом, воспринял очень близко к сердцу

Месяца за три до вторжения было понимание, что что-то может произойти. Думал о том, что будет твориться в Киеве. Что россияне придут сюда. Решил однозначно, что в стороне стоять не буду.

Когда-то я работал на проекте Ан-148 с коллегами из Москвы. Контакты оставались после окончания работы. За пару дней до вторжения связался с одним из них. Парень на 10 лет младше, россиянин. Он начал с того, что не интересуется политикой, но выдал мне все шаблоны пропаганды. Своего мнения у него нет. Ему было все равно, что будут смерти с обеих сторон. Ему просто безразлично.

В чем разница между нами? Мы сами решаем, как мы будем жить. А они признают, что ничего не решают: "Что мы можем сделать?" Это такой российский нарратив, благодаря которому у них современный Гитлер у власти. К смертям приводят не только приказы Путина, но и то, что россияне выполняют эти приказы.

А сделать всегда можно многое. Я не хочу, чтобы эта тупость, которая на нас лезет, царила здесь. 24 февраля я подумал еще раз. Твердо решил, что не хочу жить в русской грязи.

Оружие не люблю. Взять его сейчас в руки – это вынужденный шаг. Это о долге, о том, что приходится делать, чтобы защитить свою страну. Своих родных.

"Я ВОЮЮ ЗА ПРАВО ТВОРИТЬ"

Игорь Жалоба, позывной Отец (58 лет), историк, профессор  

Философский батальон. Как коммуникационщик, историк и авиаинженер защищают Киев
Игорь Жалоба. Фото предоставлено автором

Жизненное кредо? Когда-то мне очень понравилась песня Ляписа Трубецкого на стихотворение Янки Купалы " Не быть скотам ". Я понял, что Янка Купала в 1907 передал мое жизненное кредо. То есть, я стараюсь "не быць скотам".

Там есть очень хорошие строки: "Чего хочешь – хлеба, соли, чего боле – земли, воли". Это ключевое. У тебя есть что-то материальное, что делает тебя экономически независимым, но также то, что делает тебя политически независимым – воля. Это здоровый посыл.

Надо дать человеку удочку и научить рыбу ловить. Чтобы каждый был самодостаточным. Этого принципа придерживаюсь в своей жизни и пытаюсь передать его студентам. Стараюсь научить их пользоваться инструментами и возможностями самореализации.

Я преподавал много курсов, но мой любимый – история и теория международных отношений.

За полтора месяца до начала войны начал физически готовиться. Знал, что пойду добровольцем, что не убегу.

До 24 февраля многие задавали мне вопрос: "Будет ли война?". Из выступлений Путина следовало, что он готов к этому. Я сравнивал его с Саддамом Хусейном в начале 90-х.

Тот тоже говорил, что Кувейт это – искусственное государство, созданное британскими колонистами. Все шло к войне. Хотя наблюдатели отмечали, что вторжение для Ирака не выгодно. Но Хусейн напал. Потому что он с 1972 жил в своей реальности. Это проблема всех диктаторов. То же с Путиным. Рациональные доводы на них не действуют.

Я чувствовал нерв войны… Понимал, что она будет.

Иностранные друзья написали мне письмо: "Мы в шоке, не знаем что делать". В ответ я написал: Мы не шокированы, знаем что делать.

Те, кто не убежал и остался, будут рассказывать своим детям, что они были здесь. Стояли плечо к плечу с согражданами. Это феноменальный исторический момент для Украины, для всего мира. Все, кто не смылся отсюда, знают, для чего остались.

В преддверии вторжения тревога была, ведь это дверь в неизвестность. Потом – дикая злоба, ненависть. Чего вам не хватает? Чего вы сюда приперлись? Эти чувства просто переполняли.

Я чувствовал нерв войны… Понимал, что она будет

У меня рука не дрогнет. Я знал, что буду стрелять, защищать свою Родину, семью, свой дом. 25 февраля я отправился в штаб ТрО. О ВСУ речи не было. Мне 58 лет, из гаубицы M-30 образца 1938-го я стрелял в августе 1985 года. Кто будет готовить меня? А вот стрелять из автомата и бросать гранаты я смогу, я готов. Поэтому пошел в тероборону. Здесь я встретил много замечательных людей.

За что я воюю? Это моя страна, горжусь тем, что я украинец. Ни разу за 30 лет нашей Независимости этого не стеснялся. Я глубоко убежден, что сегодняшние процессы в Украине и противостояние Украины и России имеют глобальное измерение. Я не просто вижу переломные моменты или описываю их, я живу в них. Поэтому не разделяю китайской поговорки о том, что не стоит жить во времена перемен. Мне нравится жить в такие времена.

У меня была возможность уехать. Когда-то мог перебраться в Австрию, но ни разу не пожалел, что остался в Украине. В условной Австрии или Германии вы потребитель, ведь приезжаете на все готовое. В Украине я творец, и за право творить здесь воюю.

После войны моя мечта – заниматься исключительно наукой. Я отойду от общественной деятельности и, если позволят финансы, даже перестану преподавать. У меня на даче масса архивных материалов. В планах – монография по истории транспортных отношений в Черном море. Хочу завершить эту работу. И жить на даче. Огород – книга, книга – огород. "Садок вишневий коло хати".