"Моим козырем был Буданов". История Героя Украины из ГУР с позывным "Философ"

"Философ" – офицер Главного управления разведки Министерства обороны. Участвовал в российско-украинской войне с самого начала в 2014 году. Он – один из киборгов Донецкого аэропорта.

В 2015 году "Философ" выполнял задачи в Афганистане.

Уволился после гибели своего руководителя – генерала Максима Шаповала (Герой Украины – посмертно). Когда ГУР возглавил Кирилл Буданов, вернулся к сотрудничеству с ведомством как внештатный инструктор: готовил бойцов, ставших основой спецподразделения "Шаман".

В этой роли он встретил полномасштабное вторжение России и стал координатором (он сам в шутку говорит – куратором от ГУР) обороны Киева в направлении Бучи – Ирпеня – Гостомеля.

Об экшене в боях за Мощун, освобождении Ирпеня, "Шаманбате" и возможностях, которые дает звание Героя Украины – LIGA.net рассказал полковник ГУР МО Украины с позывным "Философ". Дальше – прямая речь.

Подписывайтесь на наш Instagram: полезные объяснения актуальных тем

"В ГОСТОМЕЛЬ ЗАШЛИ ПОЛСОТНИ РОССИЙСКИХ КА-52"

Накануне 24 февраля Кирилл Буданов был одним из немногих, кто говорил: войне быть. Он не сомневался, не давал сомневаться другим, знал, как Россия постарается нас захватить. Мы знали о киевском направлении, об аэропорте Гостомель. Готовились заранее.

Нашей группе, ставшей основой "Шаманбата", Кирилл Алексеевич поставил задачу: помочь Нацгвардии, отвечавшей за охрану аэропорта Гостомеля, удержать его.

Россияне начали переходить границу в полночь. Ребята из 80-й бригады, которые воевали с нами в Ирпене, были в том районе.

Рассказывали, как на марше устанавливали дополнительные минные заграждения, в частности минировали мосты и подходы к ним. На одном из направлений они их даже не вкопали: просто успели на дорогу поставить три мины, перейти мост, рассредоточиться и услышали три подрыва подряд.

Офицер ГУР МО ''Философ'' (Фото: из архива героя)

Десантная операция россиян в Гостомеле началась около 10-11 дня. Но в хронологии я не очень силен – тогда время измерялось на уровне "восход и закат солнца". Мы прибыли в аэропорт раньше. В 4:00 начали собираться.

Я должен был завести в аэропорт колонну спецназа: где-то в 6:00 начали движение с площади Тараса Шевченко. Вся дорога уже была забита гражданскими машинами – люди пытались выскочить на Варшавку.

На Volkswagen Jetta, которая пузом плыла по обочине, я ехал впереди, разгонял всех. За мной бронированная колонна спецназа: "хаммеры", "казаки". Я их очень подгонял – мои ребята из "Шаманбата" уже заняли позиции в аэропорту. А мы добирались где-то до 9:00.

Приехал в штаб. Провели быстрое совещание. Разобрались, кто будет управлять. Я сказал, что руководит всем комбат Национальной гвардии, он единственный знает, где стоят все посты. Приехавшие подразделения должны были группами усилить каждый пост. Вооружение у них было обычное стрелковое, несколько советских ПЗРК и немного крупнокалиберного на БТР и "казаках".

Активные боевые действия для меня начались с ударов авиации по аэропорту Гостомель. Затем туда зашли с полсотни российских вертолетов КА-52. Средств для их уничтожения не хватало.

"Когда российские десантники на вертолетах начали снижаться, их просто обстреливали, чтобы они не могли высадиться. Тех, кто высаживался ― уничтожали. В общей сложности совместными усилиями уничтожили два вертолета".

Первые россияне смогли высадиться – это были малые борта – ближе к 18:00. Захватили постройки. Тогда заработала наша артиллерия.

Нацгвардия отошла. "Шаманбат" остался вместе с какой-то грузинской группой, относящейся к ГУРу, но я ее впервые видел. Трудно было поверить, что мы сможем выстоять, и после ухода первых групп Нацгвардии из аэропорта постепенно все защитники вышли за его территорию.

Российская авиация уничтожила штаб – трехэтажное здание просто исчезло в один момент. Они работали кассетными боеприпасами.

Основная инфраструктура вечером 24 февраля уже была под контролем противника. Но возможности осуществлять эвакуацию, высадку или принимать большие самолеты, которым необходима вся взлетная полоса, у россиян не было. Взлетную полосу повредили. Вокруг аэропорта шли бои. Поэтому дальше противник мог ждать только подхода наземного элемента.

"Если бы они высадились, рисунок битвы за Киев был бы другим. Плюс разрушение дамбы, которое привело к затоплению русла реки Ирпень, сделало невозможным для врага перемещение крупных подразделений и усложнило логистику".

На этом направлении ключевыми были Романовский и Горенский мосты. Если бы россияне взяли их под контроль, бои на улицах Киева шли бы так же, как в Харькове. Так Киев только слышал, что вокруг все гремело. Буча, Ирпень, Гостомель, все дальше до Лютежа было разрушено. Но российский десант, который должен был взять под контроль мосты, не высадился. 72-я бригада успела выйти на свои позиции. Линия обороны прошла по реке Ирпень.

После боев в Ирпене и Буче мы поняли, что в Гостомеле можно было еще год держать оборону. Но это сейчас мы можем так размышлять.

Тогда, по себе скажу, действительно было психологически очень тяжело. Мы расстреляли один личный состав, "вертушка" ушла – пришел второй личный состав. Вокруг все горит, бегают гражданские. Кто-то попал под огонь авиации, уже есть погибшие гражданские. Поэтому ключевое, что попытка высадки неприятеля в Гостомеле была отражена. Это стало решающим.

БОЙ У "ЖИРАФА"

После Гостомельского аэропорта мы начали выбирать рубежи, на которых мы сможем держать оборону. Доехали до перекрестка на Пуща-Водицу. Начала выстраиваться линия обороны по окружной дороге.

Тогда мы познакомились с заместителем командира 72-й Владиславом Наляжным, он непосредственно руководил и управлял действиями бригады. У них все хорошо получалось благодаря двум инструментам: WhatsApp и Starlink. Без них не было бы координации действий, танки не выходили бы вовремя на огневые позиции и противник проваливал бы линию обороны бесконечно.

Мы начали понемногу координироваться, высылать свои подразделения в сторону Мощуна и дальше, высчитывать, где противник пытается зайти в обход.

В какой-то момент в моем подчинении было около полутора тысяч человек. Публика разнообразная: и трошники, и ультрасы, и штатные, и нештатные. Никто не понимает, где противник и что делать. Я должен был поддерживать порядок, чтобы ночью люди со страху не постреляли своих же.

"Раз приехала группа беспилотников, предложили поехать в Мощун. Там обнаружили 67 танков. Тогда я впервые увидел, как техника стоит сбитая на поле, как стадо. Ночью мы со стороны Гостомеля начали их отрабатывать сбросами".

У россиян была проблема с горючим: они боялись лишний раз двигаться. Когда первый танк начал гореть, они даже не отстреливались. Когда загорелся второй, мы начали прицельно работать гексакоптерами.

Пошла информация и от 72-й бригады, и от подразделений ГУР, что противник попытается через железнодорожный мост зайти в Коцюбинское – на штурм Киева.

Я живу в Коцюбинском. Поскольку я знал, что война будет точно, моя семья на момент полномасштабного вторжения была где? Правильно, в Коцюбинском. Пока я рыл окопы, моя семья нормально размещалась в коридоре на "надцатом" этаже. Жена отказалась уезжать.

Офіцер ГУР МО Філософ (Фото: з архіву героя) — Офицер ГУР МО ''Философ'' (Фото: из архива героя)

Потому моя мотивация в разы повысилась. Когда понимаешь, что оборону без вариантов нужно держать, иначе враг зайдет в твой дом, где дети – все иначе. По полевым дорогам приехали к железнодорожному мосту. Встретили подразделения 72-й бригады, которые не знали, что происходит на той стороне реки.

К нам присоединились ребята из международного легиона. Они составили основу перешедшей реку группы, объединились с ирпенской ТРО и вышли к "Жирафу". Движ был шикарный. ТРО до этого опасались вступать в бои, а здесь большой шайкой мы хорошо наваляли россиянам, разбили колонну.

Эпичнее всего было, когда бой закончился. Лежат трупы, вокруг сгоревшая техника. Машины, еще на ходу находившиеся, отгоняли.

"Тут из одного из домов, которые там совсем рядом, выходит бабушка и говорит: "Ребята, я вам блинов здесь испекла!" Мы такие: "Что?" Смотрели на нее квадратными глазами".

Обороной ирпенской ТРО тогда номинально командовал "Каскад". Мы там побеседовали и начали развивать ситуацию.

Поняли, что Ирпень обороняется, противник отошел в Гостомель. Решили выставляться в направлении Стоянки, по Буче, у Ворзеля, по Вокзальной перед мостом на Гостомель и у Стеклянного завода. В аэропорт еще не решились пойти, выставились по периметру. Так начала выстраиваться картина обороны Ирпеня и Бучи. Речь шла уже не о Киеве.

БОИ ЗА ИРПЕНЬ И МОЩУН

Это был наш первый массовый заход в Ирпень. Ответственной за Ворзель была ТРО с техникой, которую смогли отжать у противника. Мои подразделения заняли улицу Вокзальную в направлении Гостомеля и фланг от Вокзальной до Стеклянного завода. Далее должны были выйти ребята из ТРО. Но не успели. Поэтому десантники 80-й бригады с частью "Азова" приняли бой днем "сходу".

Была мясорубка. Они стали отходить.

Я своих ребят выставил по этому направлению, и ночь мы его держали. Во время боев за Стеклозавод возле меня погиб Валерий Чибинеев, с которым мы вместе начинали. Погиб, когда после боя мы пошли дочищать технику и окопы.

"Поэтому дальше у нас правило было такое: противник успел оружие от себя отбросить и поднять руки без оружия ― он в плену. Не успел ― не о чем договариваться".

На следующий день начались бои на улицах города, на Варшавской трассе.

Я решил ссошников оттащить поближе к Горенскому мосту. Стеклянный завод мы передали, кажется, танкистам и пограничникам.

Они не смогли удержать позиции.

В конце концов осталась только позиция "Жираф", штатная, где они постоянно жили в подвалах, скрывались и продолжали воевать. Даже когда противник прошел рейдом Ирпень и мы должны были оттянуть основные силы.

Потом для меня начался Мощун. Ситуация там была критическая.

Мы – 8-й полк, наши подразделения – выбили противника в первый раз, выставили пехоту и вышли. К вечеру пехоту прорвали. Нас снова отправили зачищать Мощун. Мы снова зачистили позиции и вышли. Пехоту вторично прорвали. На третий раз я сказал: "Все супер, но много теряем на штурмах. Теперь не выходим. Сначала сладим подразделения, выставим оборону, как надо, а потом решим, что дальше".

Мы, как пехота, стояли в Мощуне и рубились в пехотных боях. Легион, "Шаманбат", "Азов", ТРО, 72-я. Боюсь даже перечислять, чтобы никого не обидеть. Там 100% больше тысячи человек было.

"Не знаю, сколько там противника было набито, потому что тела лежали на всех рубежах населенного пункта. Экшен был такой, что не передать. Мощун стал местом, где столкнулись две стихии: никто не собирался уступать позиции".

Раз мне доложили: противник по улице Лесной выстраивает колонну техники, шесть машин. Еду проверять. Сам думаю: "Противник с техникой, а у нас опять одни пулеметы и РПГ? Так не пойдет". Вспомнил, где у меня стоит танк. Заехал за ним: "Все хорошо? Готов?"

Впереди – я на "крузаке", за мной – танк.

Доезжаем до развилки. Техника стоит метров в 200 – шесть БМД с ПТУРами. Ставлю машину в сторону. Иду к танкисту: "Смотри, мы все на позициях. Сейчас они пойдут, ребята их остановят. Ты выходишь сюда и по ним работаешь. Работаешь сразу. Расстояние будет, дай бог, чтобы 100 метров".

Колонна начинает движение. Наши бьют. Я даю танкисту команду: "Вперед!"

Он выходит – бабах! – первая машина разлетелась, аж башня подлетела. О, думаю, вот мы им сейчас дадим здесь. Второй выстрел – и снова попадает в первую машину. Я танкисту по станции говорю: "Дальше! Переводи огонь!" Он не слышит.

Третий выстрел – снова в первую машину. Я уже бегу к нему, как-то его выковыриваю, кричу: "Дальше стреляй". Понял. Подводит вторую машину, третью. Россияне разбегаются, ребята их пехоту зачищают.

Вечером разведчики описали общую картину – от них осталась куча обуви с костями. Насчитали 16 пар у подбитых машин.

Когда в Мощуне россияне не смогли восстановить положение из крайней точки и накопить достаточно сил, чтобы потом организовать какую-то операцию, понял: Мощун отбили. Они в этом видели основополагающий смысл: займут этот берег, накопят силы и пойдут дальше на Киев.

Не получилось – их просто выбивали на каждом этапе.

"Трофейки" в Мощуне было нереальное количество. Что-то они в реку сбрасывали, что-то нет. Потому что со всем этим они просто не смогли бы оттуда выйти.

ОСВОБОЖДЕНИЕ ИРПЕНЯ

Еще когда я был в Мощуне, "Каскад" начал приезжать, говорить: надо что-то делать с Ирпенем. Начали снова выстраивать оборону по Университетской улице. Заводить подразделения. Я поставил понтон, завел большое подразделение "Сафари" на бронетехнике. Завел танки группы Адама.

Мы начали снова восстанавливать положение в Ирпене.

Повсюду были разрозненные группы. Никто не понимал, где все остальные. Если противник кому-то прорывал позиции, то они гуляли по всему Ирпеню. Я хотел завязать все это на один штаб. Поэтому мы принялись выстраивать общую систему связи, отмечать все позиции.

Дом писателей стал шикарным штабом – там была связь со всем Ирпенем и всей Бучей. Все заходившие приезжали в Дом писателя и получали задачу.

Я мог перегруппировать людей на любой фланг. Своих ребят ставил во главе. Сам сидел в штабе и держал связь через комбата 80-й бригады.

"Моим ключевым козырем было то, что у меня был прямой контакт с Будановым, который мог по штабам помогать решать задачи. Он был среди тех, кто готовился к этой войне. У него был карт-бланш, и все к нему прислушивались. Если Буданов говорил, что в Ирпень нужно завести еще один батальон – его туда заводили".

В конце концов мы начали вытеснять россиян. Когда в Ирпене закончились стрелковые бои, понял, что по этому направлению для Киева угрозы нет.

Мы заняли всю территорию города, разве со стороны Ворзеля по Яблоневой еще перемещался противник. Мои снайперы достреливали технику. Россияне отводили технику, дожигали, трупы собирали.

Первые сутки после завершения боев еще арта работала туда-сюда. На вторые сутки я уже начал нервничать – тихо и неясно, что происходит. Разведчики докладывали, что здесь противника нет. Мы уже планировали идти в Бучу, в Гостомеле расширяться, а я не понимал, кто там со стороны Житомирской трассы, кто со стороны Лютежа работает.

Поехал в штаб сухопутки за информацией. А там как раз проходило совещание по Ирпеню. Половину людей я никогда не видел. Они очень обрадовались моему появлению. Хотя меня никто не приглашал. Доложил: стрелковых боев нет; знаем, как взять под контроль Бучу и Гостомель; до конца недели планируем освободить Гостомельский аэропорт. Мне сказали: план – супер.

Через сутки ребята из "Свободы" пришли: "Извините, мы здесь немного перегнули и случайно вошли в Гостомельский аэропорт".

Все. На следующий день началась супероперация, когда я ездил между позициями и говорил: уже никого нет, стрелять ни в кого не надо, это – свои.

О ЗВАНИИ ГЕРОЯ

О том, что дали звание Героя, узнал на самом награждении. Мы еще были в Мощуне. Меня вызвал Кирилл Алексеевич: "Приезжай на остров". Я отбивался, людей не мог бросить. Он настаивал. Приехал.

На входе всех проверяли "удошники". Меня попросили снять броник. Я посмотрел на себя: кровь, песок, грязь. Говорю: "Ребята, если сниму – на бомжа буду похож. А тут с президентом, я так понимаю, встреча, надо выглядеть".

В конце концов, так получилось даже лучше, потому что начали фотографировать. На фото ребята, которые сняли броники, стоят обездоленные, будто только с обмена пленными приехали. А у меня вроде бы все нормально.

Так меня за Мощун наградили званием Герой Украины.

Офіцер ГУР на псевдо Філософ (Фото: ГУР МО) — Офицер ГУР с псевдонимом ''Философ'' (Фото: ГУР МО)

Я доволен этим периодом. Это было очень важное и яркое событие моей жизни. Киев – это было очень жестко, ты был готов умереть каждый день. Затем я перешел в ранг управленца и перестал участвовать в штурмах.

Шанс погибнуть существенно снизился. Но это плохо, теряешь реальность. Ты не можешь говорить о Бахмуте, если не воюешь в Бахмуте. Не можешь говорить об Авдеевке, если не там, и рассказывать кому, что и как делать.

"Звание Герой Украины – это подтверждение весомости действий и одновременно огромная ответственность. Это в известной степени символично, после гибели Валерия Чибинеева. Валера был Героем, он погиб рядом со мной, и мне через месяц дали звание. Вот такой поворот истории".

Я человек с критическим мышлением, редко во что-то верю. Но за время боевых действий у меня есть множество примеров, которые объяснить просто везением не можешь.

К примеру, в Мощуне в одну ночь я не вывел танк с позиции после боя, он остался у окопов ночью. Ребята его загнали под дерево, но противник все равно увидел. Рядом был очень широкий окоп, в котором находилось огромное количество людей. Нас всю ночь россияне "утюжили" всем, что у них было – "Грады", 152-й калибр, минометы.

"У меня в глазах стоял сплошной столб пламени, без разницы – закрывал я их или нет. Но за эту ночь у нас не было ни одного раненого. Ни в нашем окопе, ни в окопах рядом. Ни одного. Потом, когда в этот окоп прилетело – убило четырех военных, они просто разлетелись в воздухе. А в ту ночь они все сделали, чтобы нас уничтожить. Но результат был никакой".

"Шаманбат" для меня – особая история. Подразделение образовалось во время войны само по себе. На его счету много ярких операций. Одна из самых ярких, по-моему, освобождение острова Змеиный. Надо было найти отчаянных людей, нашедших внутреннюю силу полететь и высадиться на остров, при наличии там российской ПВО.

Операцию на Змеином планировали, когда мы были в Ирпене. Задача была реально стремная. Когда шел людям говорить, понимал, что надо ее нестандартно подавать: "Ребята, есть самая крутая задача в мире..." Один из ребят с восторгом в голосе говорит: "Брат, скажи, есть ли туда еще место?"

Первый заход оказался достаточно сложным, подразделения были разные, не хватало взаимодействия и понимания. Но сама операция – это эпический момент. И да, именно Змеиный открыл нам акваторию Черного моря.