Встать на ноги. Как происходит реабилитация военных после тяжелых ранений

Александр Баталов подорвался на мине 19 июля 2023 года. Это был его третий боевой выход – штурм посадки под Бахмутом. Во время штурма Александр потерял ногу. Из 20 военных, которые пошли на боевое задание, пятеро погибли, все остальные получили ранения разной степени тяжести. Неповрежденным не вышел никто.

Сейчас Александр проходит второй курс реабилитации в центре Recovery в Киеве, учится ходить на протезе и планирует вернуться к гражданской жизни. Но есть одно "но". Александру повезло: реабилитационный центр нашла для него жена, на каждом этапе восстановления помогали друзья и знакомые.

Десяткам тысяч раненых военных везет меньше – система реабилитации в Украине все еще устроена хаотично, и часто они остаются один на один со своими проблемами. Liga.net узнала, какой путь проходят раненые до восстановления, с какими проблемами сталкиваются и как их решают.

Переход в другое измерение

Александру Баталову 39 лет. До полномасштабной войны он вместе с женой жил в Киеве и работал физическим реабилитологом. Работал на себя и по собственной методике – делал массажи, показывал упражнения, преподавал йогу и пилатес. После 2014 года среди его клиентов были, в том числе, военные. С некоторыми из них Александр сдружился и поддерживал контакт годами.

В феврале 2023 года мужчине позвонили из военкомата и попросили прийти "для уточнения данных". "Конечно, я сразу понял, что будет дальше, – вспоминает Александр. – Мы поговорили с женой, она сказала: "Я знаю, что ты человек принципиальный, и если нужно идти в армию, ты пойдешь". Мы приняли для себя этот вызов".

В военкомате Александра сразу направили на медкомиссию и уже 14 февраля – на учебу. 15 мая он уехал на фронт.

"Мы с ребятами ехали в Бахмут на моей машине, – вспоминает военный. – Граница Донецкой области ощущалась как переход в другое измерение. Вот мы еще едем расслабленно, слушаем музыку, разговариваем – и будто это еще гражданская жизнь. А вот переезжаем отметку "Донецкая область", и над нами уже летают истребители. Сразу стало не по себе, мы остановились и надели всю броню, которая была".

Александр и его побратимы приехали в Константиновку – там была их база. О гражданской жизни здесь уже ничего не напоминало. Вокруг постоянно что-то грохотало, Александр видел в окно машины здания школ, в которые ракеты попали буквально позавчера, знал, что там погибли люди.

Однажды он ехал вдвоем на машине с ротным командиром. В 100 метрах от их автомобиля в асфальт попала ракета, потом еще одна. Они выжили, но каждый такой случай приучал к фаталистичному взгляду на жизнь: если снаряд попадет – ничего не спасет, а пока этого не случилось, можно не думать об этом каждую минуту. 

В первые дни июля на батальон Александра пришло боевое распоряжение. Это означало, что уже сейчас они должны идти в свой первый боевой выход.

"Мы будто долго готовились к этому, тренировались, у нас была экипировка. Но по сравнению с реальностью все эти подготовки кажутся игрушечными", – рассказывает Александр.

Мы сидим в холле реабилитационного центра Recovery в Киеве. В другом конце коридора уборщица переговаривается с медсестрой о чем-то бытовом, культя правой ноги Александра полностью помещается на синий диван.

"Меня и еще несколько человек посадили в бронированную машину, привезли на точку, а дальше мы должны были перебежать в первый попавшийся блиндаж. Сделать это нужно быстро, а двигаться – четко, вокруг все летает, стреляет и взрывается".

Боевой выход – это на несколько дней, так что с собой должен быть запас пищи и воды (а это июльская жара, воды нужно много), а еще – запас более тысячи патронов. Все это каждый несёт на себе. Когда Александр вместе с ребятами добежали до блиндажа, где-то два часа пытались восстановить дыхание и унять сердцебиение.

"Блиндаж во время боевого выхода – это место отдыха, – говорит Александр. – Из него нужно выходить на позиции. Они обтянуты маскировочной сеткой, нужно сидеть и наблюдать, нет ли движения со стороны россиян – а они за ручейком в 80 метрах, ты их видишь и слышишь. Надо делать все осторожно, чтобы тебя не увидел вражеский снайпер. Один выход на позиции длится два часа, затем меняешься с побратимом. И так трое суток".

После того выхода в роте Александра был один "двухсотый" и один тяжелый "трехсотый". К середине июля погибших было уже десять и еще более 20 раненых. Уцелевших оставалось 24 человека.

"Батя, мы тебя заберем"

19 июля у Александра был третий боевой выход – штурм посадки. На него пошли 20 из 24 уцелевших военных роты.

"Мы зашли в посадку, начали двигаться за дроном. Если видели окопы – забрасывали их гранатами, – вспоминает Александр. – И тут я услышал, что кто-то подорвался. Потом еще раз и еще. Одним из раненых был мой друг, медик роты. Я наложил ему турникет и в какой-то момент почувствовал, как обломок снаряда пролетел по моему пальцу, перебил его. Но думать об этом не было времени. Я отстрелял все 15 магазинов, которые у меня были, и пошел за рюкзаком, где лежали еще десять".

По дороге Александр услышал глухой звук и упал на бок. Понял, что ранен и начал анализировать: если он подорвался на мине, то рядом есть и другие. Надо не шевелиться. Друг наложил ему турникет, а уже потом рассказал, что когда поднял его ногу, то увидел в сантиметре от нее еще одну мину. Одно случайное движение – и все.

Стрельба вокруг была бешеной, казалось, что земля перемешивается с небом. Было ясно, что об эвакуации в ближайшее время можно даже не мечтать.

"Усилием воли я пытался оставаться спокойным. Решил, что сейчас моя задача – не потерять сознание, потому что так больше шансов, что меня эвакуируют, и я выживу, – рассказывает Александр. – Не знаю, сколько это продолжалось. В какой-то момент все вокруг стало так сильно грохотать, что я подумал: "Господи, да пусть уже в меня прилетит, и эти мучения закончатся". А потом услышал, что идет эвакуационная бригада".

Когда Александра выносили из посадки, начался минометный обстрел. Ребята из эвакуационной бригады забросили его в окоп и спрятались сами. "Боль в ноге была адской. Но я понимал, что надо держать контакт с ребятами, чтобы они меня здесь не бросили. Среди них был мой знакомый с первого выхода – позывной "Химик". Я ему говорю: "Химик, ты меня только здесь не бросай". Он ответил: "Батя (это мой позывной), не переживай, мы тебя заберем". Я лежал, надо мной летали дроны, и я не знал, чьи они. Когда вырубался, специально ложился так, чтобы нога больше болела и не давала уснуть".

До эвакуации Александр пролежал в окопе с наложенным турникетом шесть с половиной часов. Потом услышал, как едет гусеница и понял, что его уже точно заберут. На железной полке в БМП, ехавшей по ямам и камням, почувствовал облегчение. Схватился за поручень, чтобы не упасть с полки, и орал от боли и радости.

Последнее, что Александр помнит перед наркозом в стабилизационном пункте: врачи сказали, что турникет был наложен слишком долго и спасти ногу невозможно. "Я это и сам понимал, но меня это не беспокоило, – говорит Александр. – Я просто сказал: "Вырубайте меня" и наконец уснул".

Проснулся по дороге в другой стабилизационный пункт. Ноги уже не было. Александр посмотрел на замотанную в бинты культю и ничего не почувствовал. Потом были еще переезды, и наконец больница в Днепре. Туда друг привез Александру телефон, и он смог позвонить жене. А еще узнал от побратимов, что в этой посадке 19 июля погибли пять человек, в том числе парамедик, которому Александр накладывал турникет. Все остальные ранены.

Из Днепра Александра перевезли в Киев и начались две недели почти ежедневных операций. Ткани в культе отмирали, поэтому врачи каждый день открывали рану и отсекали лишнее. Когда это наконец закончилось, мужчина пришел в себя и увидел свое отображение в зеркале: на него смотрел скелет, обтянутый футболкой. Он похудел на 30 кг.

В больнице Александр провел где-то полтора месяца – пока рана не зажила. Врачи говорили, что дальше нужна реабилитация, но где именно ее проходить, что для этого делать – никто не знал. Ни врачи, ни медрота воинской части не давали никаких инструкций. И Александр вместе с женой стали искать их сами.

Что не так с системой реабилитации

В сентябре 2023 года Правозащитный центр для военнослужащих "Принцип" презентовал исследование "Путь раненого" . По его данным, более половины раненых сталкиваются с одной и той же проблемой – им никто не рассказывает о возможностях реабилитации. Это очень важный этап, от которого зависит качество дальнейшей жизни военного. Ведь если не начать реабилитацию вовремя и не проводить ее комплексно, утраченные функции невозможно восстановить.

В теории медрота воинской части должна координировать путь военного после лечения – искать реабилитационный центр, который подойдет именно ему, и сопровождать на всех этапах. Но в основном у медроты нет ресурсов, времени и отработанной системы, по которой это происходит. Поэтому военные часто остаются с этой проблемой один на один, а реабилитация если и происходит, то только благодаря близким, которые вовремя включаются в процесс.

"Медроты воинских частей не знают, как в конкретный момент распределяется нагрузка по центрам реабилитации, где больше свободных мест и где врачи смогут уделить больше внимания военному, – говорит старший аналитик Правозащитного центра "Принцип" Евгений Лысенко. – Процесс затягивается, и до того, как попасть на реабилитацию, раненый часто проходит до семи перевалочных пунктов, где им никто не занимается, он просто лежит".

Всего в Украине есть 450 учреждений, имеющих договор с Национальной службой здоровья Украины (НСЗУ) о пакете реабилитационных услуг. Но военные могут проходить реабилитацию только в 200 из них – там, где действует режим стационара, а не амбулаторный. То есть, когда военный круглосуточно находится в заведении, а не приходит туда на процедуры на несколько часов в день.

"Воинская часть должна знать, где находится раненый, поэтому по законодательству реабилитация возможна только в стационаре, – объясняет Евгений Лысенко. – Сейчас мы вместе с Минздравом ищем варианты, как изменить эту норму, найти другие методы контроля, чтобы военные могли лечиться амбулаторно. Тогда они смогут выбирать среди 450 ребцентров, а не среди 200. А еще – проходить реабилитацию в частных учреждениях".

Проблема государственных реабилитационных учреждений – еще и в том, что часто они считаются такими только на бумаге. По факту там нет нужного оборудования, достаточного количества врачей и реабилитологов.

"Если военный попадает в такое заведение, фактическая реабилитация ложится на плечи близких, – говорит Евгений Лысенко. – Они ищут в интернете, какие упражнения и массажи нужно делать, как перевязывать. Мы знаем о случае, когда жена несколько месяцев пролежала с военным в учреждении, где реабилитация есть только на бумагах. Помогала ему в быту и занималась с ним, как могла. А потом сама нашла другой реабилитационный центр и добилась от медроты воинской части направления для перевода туда".

В некоторых случаях до реабилитации дело вообще не доходит – даже там, где она точно нужна. После окончания этапа лечения военный проходит военно-врачебную комиссию, которая решает, что делать дальше. ВВК может признать раненого пригодным к службе – и тогда он возвращается в свою воинскую часть, может направить на медико-социальную экспертизу (МСЭК), а может предоставить медицинский отпуск для продолжения лечения и реабилитации.

"Обычно это отпуск на 30 дней, и если военному никто не говорит, как и где дальше проходить реабилитацию, он просто едет домой, – рассказывает медицинский куратор Патронатной службы бригады "Азов" Дзвенислава Сира. – Дома он, скорее всего, не будет заниматься сам, и функции, которые можно было восстановить, утратятся".

В "Азове" есть своя отлаженная система реабилитации и сопровождения военных после ранения. Патронатная служба бригады сопровождает военных на каждом этапе до самого восстановления. Учитывает детали каждого случая и пытается сделать жизнь раненого максимально комфортной. Так, как в идеале должно быть во всех подразделениях.

"Сразу после окончания лечения мы просим наших бойцов пройти дообследование и начать активную реабилитацию, – говорит Дзвенислава. – С начала полномасштабного вторжения сотрудничаем с двумя учреждениями – реабилитационным центром в Киеве и санаторием недалеко от столицы. Тех, кому нужна интенсивная реабилитация, направляем в реабилитационный центр, кому легче – в санаторий. Там есть реабилитационные залы, оборудование, бассейны, специалисты, которые постоянно проходят повышение квалификации. Плюс мы сразу подключаем к работе психологов – это очень важно для стабилизации эмоционального состояния".

В обоих заведениях с ранеными азовцами занимаются ветераны. Они знают друг друга, могут поддержать, поделиться опытом. "Военный, у которого ампутировали ногу два года назад, может поддержать того, кто потерял конечность вчера, – говорит Дзвенислава. – Он своим примером показывает, что жизнь на этом не заканчивается, можно найти себя в чем-то новом. И главное – что никто не останется с этой бедой один".

Реабилитация по плану

Пока Александр Баталов лежал в больнице после ампутации, его жена искала в интернете, что делать дальше. Писала знакомым и незнакомым, искала организации, которые могут помочь или хотя бы подсказать план действий. Нашла правовой навигатор на сайте "Принципа" – и оттуда узнала, на что имеет право ее муж, какие документы нужно собирать и какие шаги делать на пути к восстановлению.

Через знакомых вышла на реабилитационный центр Recovery. Он специализируется, в том числе, на реабилитации военных после минно-взрывных ранений, ампутаций и черепно-мозговых травм. "Сейчас сеть Recovery – это восемь центров в шести городах, – говорит руководитель всеукраинского проекта Recovery Светлана Гриценко. – В 2024 году мы планируем удвоить мощности проекта, открыв не менее восьми новых центров. Тогда вся сеть сможет оказывать помощь до 20 000 военных ежегодно, но, к сожалению, даже это не покрывает существующую потребность в стране".

Чтобы попасть сюда, как и в любой другой реабилитационный центр, Александру нужно было получить направление из воинской части или военного госпиталя.

"Такое направление может быть либо в определенное медицинское учреждение, 
либо раненый может самостоятельно выбрать центр, где хочет восстановиться, 
и обратиться туда со справкой, – объясняет Светлана Гриценко. – 
Если же человек пишет нам напрямую, то мы это обращение передаем на рассмотрение 
больницы, на базе которой работает тот или иной центр Recovery".

Александр приехал в киевское отделение Recovery в середине сентября. В первый день его осмотрел врач, оценил состояние ноги. Мужчине сделали анализы и рентген, разработали дальнейший план реабилитации. "Мне сразу назначили процедуры. Очень много процедур, – говорит Александр. – Для стимулирования мышц, снятия отека, физиотерапию, эрготерапию – это упражнения со специальным зеркалом, в отражении которого у меня как бы две ноги. Это нужно, чтобы мозг не терял связь с конечностью".

Цель одного реабилитационного курса, который длится до 21 дня, – максимально восстановить какую-то утраченную функцию. Всего таких оплачиваемых государством курсов реабилитации в год может быть восемь – эта норма была изменена в июне 2023 года. До этого реабилитацию за счет государства можно было проходить только дважды в год.

"Если это ампутация, то целью одного курса реабилитации может быть, например, подготовка к протезированию, – рассказывает заведующий реабилитационным отделением Recovery Ростислав Андрусенко. – После протезирования идет второй курс, где отрабатываем навыки ходьбы, падения, удержания равновесия".

Задачей Александра на первом этапе реабилитации было как раз подготовиться к протезированию. Это включает: восстановить функциональность конечности, снять отек, залечить послеоперационные швы, чтобы они не натирались в протезе. Далее его ждала косметическая операция на шве и протезирование.

Александр начал заниматься реабилитацией, как мог, еще сам в больнице. Делал упражнения, чтобы восстановить подвижность тазобедренного сустава, занимался практиками йоги. Здесь в Recovery он сразу принялся выполнять план, который составил для него врач.

В восемь утра, когда физреабилитолог только приходит на работу, Александр уже ждет под кабинетом. Дальше – завтрак и тренировка с упражнениями для верхней и нижней части тела. После обеда – эрготерапия, то есть занятия с зеркалом. В перерывах Александр успевает забежать на массаж спины, а после занятий идет на хвойно-жемчужные ванны. Все это занимает время до трех дня. Далее – отдых или прогулки по парку.

"Одна нога у меня есть, так что я даже могу водить машину. Пришлось только продать старую на механике и купить другую на автомате, – Александр рассказывает о свободном времени. – Могу позвонить жене, договориться выпить кофе в торговом центре неподалеку, еду туда на машине. Это дает мне чувство свободы. Часто приезжают друзья – скучать вообще нет времени".

От чего зависит восстановление

Сейчас Александр выглядит спокойным и смотрит на будущее оптимистично. Но так было не сразу. "Здесь в Recovery есть психологи, но я начал работать с такими специалистами сразу после ранения, – говорит военный. – В первые недели было очень сложно. Закрываешь глаза – и сразу переносишься в боевую зону. Я понимал, что с этим нужно что-то делать, потому нашел центр психологической помощи военным с ПТСР. У нас с психологом было где-то шесть-семь созвонов, и это мне очень помогло. Теперь я словно отделяю эти события от эмоций и могу вспоминать о них спокойно. И даже поддерживаю других ребят здесь в центре".

Ростислав Андрусенко говорит: эмоциональное состояние сильно влияет на процесс реабилитации. В Recovery видели всякое: бывает, что военный, у которого, на первый взгляд, нет психологических травм, через несколько дней начинает ходить по территории и искать растяжки. "Военные не сразу открываются, но со временем рассказывают о том, что пережили, – говорит Ростислав. – Человек может ходить без настроения угрюмый, а потом сесть и рассказать. И не всегда он рассказывает это психологу. Иногда мне, иногда физическому терапевту, с которым проводит больше времени".

Человек в тяжелом психологическом состоянии не мотивирован заниматься реабилитацией. Если заставлять, особого результата тоже не будет. Именно поэтому столь важна психологическая помощь – от нее зависит весь процесс восстановления.

"Сложность работы с военными – еще и в том, что на процесс реабилитации могут влиять внешние факторы, – объясняет Ростислав. – Каждый день они получают новости от побратимов – и каждый день кто-то из них погибает или получает ранения. Мужчин бросают жены, забирают детей, не разрешают общаться. Все это сказывается на процессе реабилитации: одна-две недели все хорошо, а потом что-то происходит, и мы получаем регресс на фоне ухудшения эмоционального состояния".

Ростислав вспоминает военного, приехавшего на реабилитацию после черепно-мозговой травмы. Он хотел покончить с собой, но физически не мог сделать это сам, просил помочь родителей. "Он провел у нас около двух месяцев, пообщался с другими военными с такими травмами и постепенно понял, что жизнь не закончилась. Восстановиться тяжело, но возможно, – рассказывает Ростислав. – Видел его на прошлой неделе, он улыбался. Надеюсь, что после Нового года вернется к нам на продолжение реабилитации".

Есть пациенты, которые даже после тяжелой травмы начинают новую жизнь. Андрусенко вспоминает военного с ампутированной ногой, который после реабилитации принимал участие в соревнованиях по гребле, а затем стал участником команды, установившей мировой рекорд по перетягиванию грузовиков.

"Кстати, адаптированный спорт очень помогает в реабилитации и улучшении психологического состояния, – говорит Ростислав Андрусенко. – Сейчас на базе нашей больницы собирается команда по гольфу, недавно к нам приезжали представители "Ігор нескорених" и приглашали пациентов к себе на тренировку. Был Андрей Шевченко, тоже пригласил на матч нашего пациента Ростислава, и он поехал".

Александру Баталову нравится быть постоянно занятым, строить планы, искать плюсы в своей новой жизни. "Сюда в Recovery к нам приезжал министр спорта, разные спортсмены, телеведущие, музыканты. Кажется, это мелочи, но это действительно поднимает дух раненым, – говорит военный. – Ты не только проходишь физическую реабилитацию, ты еще живешь социальной жизнью, тебе постоянно напоминают, что жизнь продолжается. Ты не концентрируешься только на своей инвалидности и чувствуешь себя человеком".

Сейчас Александр проходит уже второй этап реабилитации. Он получил протез и теперь учится ходить, падать и держать баланс с ним. Ощущать его как часть своего тела.

"Я хочу научиться ходить и уже пробовать возвращаться к своей работе – работать массажистом, как раньше, – говорит Александр. – Я хочу вернуться к полноценной жизни, видеть вокруг здоровых людей, чтобы и самому стать здоровым. Если тогда в посадке я смог не потерять сознание и сознательно выбрал жизнь – значит, надо жить".

Читайте также